Алессандро Барикко - Избранные произведения в одном томе

Как мы уже видели, что бы ни случилось там — а несомненно, что-то да случилось, как мы еще увидим, — Юная Невеста вернулась в назначенный срок, в достаточной мере вымытая как должно, причесанная, с чистой кожей и изящной походкой. Она вернулась издалека за тем, что ей причиталось, и ничто, насколько ей было известно, не помешало бы ей явиться в назначенный срок, с незатронутым сердцем, дабы взыскать обетованное наслаждение.

Все говорили, что это случится до отъезда на курорт.

— Модесто?

— Да?

— Эта история с книгами.

— Да?

— Можно с вами немножко об этом поговорить?

— Если желаете. Но не здесь.

Они находились в кухне, а у Модесто было чуть-чуть слишком строгое представление о том, для чего предназначено всякое пространство в этом доме. На кухне готовили еду.

— Если хотите, пройдемте со мной, я как раз собирался нарвать в огороде пряных трав, — сказал он.

Огород, например, был правильным местом для разговора.

День выдался яркий, ни следа липкого тумана, который в эту пору года заползал в глаза и портил настроение. Они остановились у грядки, под кустом сирени, дающим умеренную тень.

— Я тут подумала, нельзя ли получить разрешение, — начала Юная Невеста.

— А именно?

— Я бы хотела, чтобы мне позволили читать. Держать у себя книги. Не быть вынужденной читать их в туалете.

— Вы читаете в туалете?

— А вы можете предложить какие-то другие места?

Модесто немного помолчал.

— Для вас это настолько важно?

— Да, важно. Я выросла в семье крестьян.

— Благороднейшее сословие.

— Может быть, но не в этом дело.

— Нет?

— Я чуть-чуть поучилась у сестер в монастыре, а потом — все. И знаете, почему я не полная невежда?

— Потому, что вы читали книги.

— Вот именно. Я пристрастилась к ним в Аргентине. Там больше нечего было делать. Мне привозил их врач, раз-другой в месяц, когда проезжал через наши края; может, таким образом он ухаживал за мной. Я мало что понимала, книги-то были на испанском, но все равно жадно глотала их. Авторов он сам выбирал, мне все подходило. Это самое прекрасное занятие, какое я там для себя нашла.

— Могу понять.

— Теперь мне этого не хватает.

— И все-таки вы читаете что-то в туалете.

— Единственную книгу, которую захватила с собой. Скоро выучу ее наизусть.

— Дозволено ли будет осведомиться, о какой книге идет речь?

— О «Дон Кихоте».

— Ах эта.

— Вы ее читали?

— Немного растянутая, вам не кажется?

— Скажем, несвязная.

— Я бы не стал так строго судить.

— Но язык прекрасный, поверьте.

— Верю.

— Песня.

— Могу вообразить.

— Неужели абсолютно невозможно найти в этом доме какие-то другие книги? И получить позволение их читать?

— Сейчас?

— Да, сейчас, почему бы и нет?

— Вы скоро выйдете замуж. Заживете своим домом и сможете делать все, что захотите.

— Вы, должно быть, заметили, что дело движется как-то неспешно.

— Да, у меня сложилось такое впечатление.

Модесто задумался. Естественно, он лично мог обо всем позаботиться: он знал, где достать книги, ему бы не было трудно, или неприятно, передать ту или иную Юной Невесте, но, ясное дело, это явилось бы нарушением правил, к чему он не вполне еще был готов. После долгих колебаний он прочистил горло. Юная Невеста не могла догадаться, что этим горловым префиксом он предварял сообщения, которые считал особо конфиденциальными.

— Поговорите с Матерью, — изрек он.

— С Матерью?

— Отец очень строг в этом вопросе. Но Мать тайком читает. Стихи.

Юная Невеста подумала о неразрешимых силлогизмах и начала догадываться, откуда они берутся.

— И когда она это делает?

— Днем, у себя в комнате.

— Я думала, она принимает визиты.

— Не всегда.

— Мать читает. Невероятно.

— Разумеется, синьорина, я вам этого не говорил и вы этого не знаете.

— Конечно.

— Но я бы на вашем месте сходил к Матери. Наберитесь смелости попросить о свидании.

— Вам кажется, что никак нельзя попросту постучать в дверь, безо всяких церемоний?

Модесто весь напрягся:

— Что вы сказали?

— Я говорю: мне кажется, вполне уместно пойти и постучать к ней в дверь.

Модесто рвал зелень, согнувшись над грядкой. Он выпрямился:

— Синьорина, вы ведь хорошо представляете себе, о ком мы говорим?

— Конечно. О Матери.

Таким точно тоном она могла ответить: «В подвале», спроси ее кто-нибудь, где лежат ломаные стулья, которые нужно выбросить, и Модесто понял, что Юная Невеста не знала или, по крайней мере, знала не все, и жестоко огорчился, осознав, что манкировал стремлением, с которым просыпался каждое утро, — всегда и во всем достигать совершенства: ввел эту девушку в круг лиц, облеченных доверием, не измерив всей глубины ее невежества. Это смутило его, им надолго завладели сомнения, которые не входили ни в его обязанности, ни в привычки. Юной Невесте даже показалось на мгновение, что Модесто колеблется — какое-то еле заметное дрожание в пространстве; с другой стороны, колебание — именно то, что настигает нас, когда мы обнаруживаем нежданно-негаданно бездну, которая разверзается — при полном нашем неведении — между нашими намерениями и непреложностью фактов; этот опыт мне то и дело доводится переживать в последнее время как естественное следствие моего и чужого выбора. Как я пытаюсь объяснить порой тем, у кого хватает духу слушать меня, ощущение, которое я испытываю, не то чтобы слишком оригинальное, состоит в том, что я не существую нигде, до такой степени, что если бы Господь Бог из какого-нибудь каприза в этот самый момент решил бросить взгляд на Свое творение, даже Он не смог бы обнаружить моего присутствия, настолько несуществующим я стал на данный момент времени. Естественно, имеются лекарства для обстоятельств подобного рода, да и каждый вырабатывает свою систему, чтобы продержаться в периоды таких перемежающихся смертей; я, к примеру, склонен приводить в порядок предметы, урывками — мысли, очень редко — людей. Модесто обитал в пустоте всего лишь несколько секунд — для него невероятно долгих, — и одно из преимуществ моей профессии состоит в том, чтобы знать во всех подробностях, что запечатлелось в его мыслях, а именно — ошеломляющее количество вещей, которых Юная Невеста, очевидно, не знала. И прежде всего Юная Невеста, очевидно, не знала ничего о Матери. Не знала легенды Матери.