Степан Кирнос - Под сводами бури

– Сарагониты. – Так же бесстрастно и дико холодно пояснил Валерон. – Последователи пророка, чёрного оракула и философа времён Великой Европейской Ночи – Сарагона Мальтийского.

– А почему «чёрный оракул»? Откуда такое зловещее название? – Услышав нежелательное сочетание слов, спросила девушка и направила свой взгляд прямо на Данте.

– Потому что он носил чёрные одежды. И предрекал миру не слишком хороший исход. Однажды одно из самых знаменитых пророчеств пришлось на глубокую ночь, и в конце концов, туда, куда он приходил за ним по пятам шёл сущий хаос. Всё это сплелось и вылилось в прозвище – «чёрный оракул».

– Такая красота. – Всё продолжала восхищаться пейзажами Калья, словно не заметив ответа магистра, и, поникши, договорила. – Казимир бы это оценил. Он любил смотреть на такие рассветы и закаты. Мой муж восхищался спокойствием и могуществом природы. Казимир всегда говорил: «Солнце, оно подобно справедливому правителю. Даёт свет заблудшим, помогает трудящимся, греет замёрзших и испепеляет недостойных».

Данте заметил, уловил ушными перепонками, в голосе вдовы нотки скорби и печали. Он разумом ощутил, что девушка более чем печальна и готова уйти в плач. Магистр не стал говорить опечаленной девушке, как относился Сарагон и сарагониты к подобным «солнцам». Он просто решил поддержать жену мёртвого Канцлера.

– Я сожалею, о том, что случилось в «Канцлер Цидалис». Мне жаль, что мы не смогли остановить Рафаэля.

– Будь он тут, – всё продолжала девушка, не замечая слов извинений магистра, – он бы оценил всё спокойствие этих мест.

– Бесспорно. – Снизойдя от извинений, поддержал Данте. – Ему бы понравилось всё это спокойствие.

Они просто стали смотреть на этот рассвет и каждый думал о своём. Два столь далёких друг от друга человека стояли здесь рядом. Все их мысли, образ жизни, стиль мышления, характер и чувства настолько были разными, что можно с уверенностью сказать – эти люди никогда друг друга не поймут.

– Сколько ещё продлится этот рассвет и спокойствие? – Словно сама у себя вопросила девушка, случайно выдав вопрос в голос.

– Недолго. – Смотря на то, как всё больше солнце выходит из-за горизонта, ответил магистр. – Что касается спокойствия, то у нас, образно говоря, есть целая «секунда» на него. Буквально мгновение отдыха перед грядущей бурей.

– Бурей? – С нотками недопонимания вопросила девушка.

– Да, цепочку прогнозируемых событий, что в скором времени обрушаться на эти места, можно назвать никак иначе, как «буря». Да и в старых пророчествах Сарагона Мальтийского этот остров назван – «Камнем буреносного пращника».

– Но почему?

– Я бы не хотел говорить вам о том, что тут возможно будет. Госпожа Калья, вы и сами прекрасно понимаете, кто за вами идёт. Я не знаю, сколько мы ещё можем скрываться в тени мира, но вас уверяю, рано или поздно, но этот остров обрушится буря, где дождь – раскалённый свинец, а гром – залпы орудийных расчётов.

– Я вас поняла, магистр Данте. – Немного с обидой по-официальному заговорила девушка. – Вы считаете, что на этот остров придут войска убийцы моего мужа и попытаются захватить его. Поверьте, я не такая глупая, как вы думаете.

– В моих мыслях не было оскорбить вас, госпожа Калья. Никто на этом острове не посчитает вас глупой, особенно когда вы начали преподать по половине дня в нашей библиотеке. Я просто хотел сказать, что не всё так просто, как вы говорите. Этот человек идёт не за мной или за кем либо, на этом острове. Он идёт только за вами. И новый правитель нашей родины разнесёт в пыль этот «Прибоя Спокойствия» лишь бы найти вас.

Девушка просто стояла и смотрела на восход. Она услышала слова магистра, и ей стало немного стыдно из-за того, что она могла так подумать про Данте. Калья погрузилась в себя и думала, что можно делать дальше. Ей надоело прятаться всё это время. Сначала Великая Пустошь, потом этот остров. Девушка не могла вынести того, что кто-то ради неё или во имя её спасения гибнет наобагрённых полях сражений бесконечной войны. Только вчера все справляли тризну по славно погибшему Титу. Он был едва ли не братом для большинства членов ордена и вот мужчина погибает, сражаясь за девушку, которую никогда не знал. Калья не могла этого вынести, и ей на душу ложился этот груз, гложа тяжёлой виной за смерть.

– Может, мы сможем уйти?

В голосе девушки магистр уловил нотки мольбы, словно она, задав вопрос, слёзно умоляла покинуть это место. Но магистр остался непреклонен: