Александр Рудазов - Криабал. Свет в глазах

И каким же было его разочарование, когда он осознал, что ему досталось. Дар Спящего Человека. Возможность в любой момент по своему желанию погрузиться в сон.

– Я приму это смиренно и с благодарностью, – не очень убедительно произнес жрец.

А вот Джиданне Сущность Дрекозиуса очень понравилась. Рядом с ней ее Яблоко уже не казалось таким гоблинным.

– А у тебя что? – спросила она Плаценту.

Тот зло скрипнул зубами, раскрыл рот… и заговорил на непонятном языке.

– Фоку дегура, сакитне тахора! – сплюнул он.

На лице Мектига отразилось непередаваемое изумление. Он повернулся к Плаценте и спросил:

– Ты знаешь оксетунг?

– Галатиль фиста га, стродинн, – скривился полугоблин.

Изумление Мектига сменилось гневом. Он почти мгновенно переместился к Плаценте, стиснул его шею и очень тихо сказал:

– Прощаю один раз. В следующий – убью.

Дрекозиус тихо сказал Джиданне, что слово «стродинн» на оксетунге означает мужеложца. И это, возможно, худшее оскорбление для дармага.

Когда Мектиг отпустил полугоблина, тот хрустнул шеей и начал бешено изрыгать брань на всех языках Парифата:

– Нья ку се те е-ба монате, бабука! Чонга умаоемао илеасини со’о! Гуй де ни та ма де, во хен ни! Гобло турку трикасетранг и дертерзог!

– Вот это действительно удивительно, – покивал Дрекозиус. – Оксетунг, билетанди, обезьяний, ю-ян, орчанг… сын мой, неужели ты овладел всеми этими языками? Или… быть может, ты просто получил возможность на всех них браниться? Могу ошибаться, и прости, если ошибаюсь, но пока что ты не произнес ни одного слова, не относящегося к обсценной лексике…

– Уаль иси гармасимхосохосоло! – огрызнулся Плацента.

– О, а это эльфийский! – оживилась Джиданна. – У нас в общаге была одна эльфка… интересно, где она сейчас… Ты что сказал-то, кстати?

– Он просто послал нас в анналы, дочь моя, – скорбно улыбнулся Дрекозиус.

– А вы что, знаете эльфийский, отче?

– Я знаю десять языков, дочь моя.

– Недурственно. И какие же?

– Парифатский, сальванский, эльдуальян, оксетунг, гоблинский, орчанг, билетанди, обезьяний, ю-ян и бранный ньявлингуал.

Джиданна глянула с завистью – сама она знала только парифатский, паргоронский и язык Каш. Причем Каш – язык чисто прикладной, для составления заклинаний. Говорить на нем никто не говорит.

А паргоронский Джиданна знала очень плохо. Брала его в свое время факультативом, но потом долго гадала, зачем ей это вообще понадобилось.

В итоге своей новой Сущностью доволен остался только Мектиг. Да и тот больше по нетребовательности. В конце концов, его Самозатачивающийся Клинок ненамного лучше самого обычного оселка.

Но по крайней мере из Шиасса искатели Криабала выбрались. Вернулись в мир живых. Снова оказались под синим небом и ярким солнцем… точнее, под звездным небом и яркой луной.

Никто не знал, сколько точно дней они провели в мире мертвых. Там никому всерьез спать не хотелось. Но когда они вернулись… усталость навалилась тяжеленным камнем.

И голод тоже пришел. В желудках словно зарычали огромные волки. Вот когда Джиданне пригодилось ее Яблоко – она принялась творить одно за другим, обгладывая почти до черешка. Этими же волшебными плодами напитались и остальные – но не раньше, чем волшебница объелась так, что раздуло живот.

Белке она отдала один из самых крупных, но треснувших самоцветов.

Куда они попали, никто не знал. Оказались посреди какой-то рощицы. Рядом мерцала ажурная арка, ведущая обратно в Дарохранилище, чуть подальше с журчанием бежала речка, а за ней, еще дальше – темнела крепостная стена. Похоже, замок или город.

– Дойдем, поищем постоялый двор?.. – для проформы предложил Дрекозиус.

– Нет, – мотнул головой Мектиг, укладываясь прямо на траву. – Я хочу спать.

Никто не стал спорить. У всех головы словно налились свинцом и тянули к земле. Не хватило сил даже развести костер – впрочем, это и не требовалось. Неизвестно, куда вывел их Ахлавод, но по крайней мере здесь было тепло.

– Спокойной ночи, дети мои, – пожелал Дрекозиус, как бы невзначай подвигаясь к Джиданне. – Да осенит вас крылом Якулянг.

В Пиршественных палатах было страшно шумно. Цверги орали, пели песни и звенели кружками. В воздухе стоял такой густой дух, что кружилась голова. Пахло жареным и тушеным мясом, свежим хлебом и пряными кореньями, крепчайшим элем и хмельным медом.

Никогда в жизни еще Фырдуз не был в таком огромном зале. Он почти не видел стен. Под потолком висели мощные солнцешары, и свет заливал каждый уголок, но гостей было так много, что все скрывалось за пышными одеждами и бородами.