Алекс Маршалл - Пепел кровавой войны

— Вот это мне по нраву! — похвалила София, а Мордолиз уже пристроил ленивое пузо на нагретых солнцем досках пристани. — Хороший капитан обязательно сам проверит, все ли уложено и принайтовлено.

— Ба, да это же трубочный мастер Мур Клелл! — отозвалась Бань, перебираясь на нос корабля. — У меня есть одна вещичка, специально для тебя берегла.

— Для меня или от меня, Злая Бань? И о чем мы сейчас говорим — о трубке или заряженном арбалете, который ты прячешь за фальшбортом?

— Боги, до чего же подозрительны трубочные мастера, — хмыкнула Бань и достала из кисета трубку, с которой София давно уже распрощалась. — Прикинь, эта красота добралась вместе со мной до самого Джекс-Тота. Там я потеряла ее при крушении, но твой хахаль Марото выплыл ко мне из моря Призраков, сжимая ее в зубах. Как тебе нравится такая удача?

— В каждой моей трубке сидит демон. — София вынула из передника своего платья-дирндль [18] Дирндль — национальное баварское женское платье. шедевр, что она вырезала в подземелье Диадемы, и раскурила его; она боялась спугнуть пиратку, заходя с подветренной стороны. — И Марото никогда не был моим хахалем. Спору нет, время от времени он совершал добрые поступки, но их слишком мало накопилось, чтобы перевесить злые.

— Что тут скажешь? — проговорила Бань. — Зло бывает разное…

— Знаешь, что я у него нашла? — У Софии снова сжалось горло, Мордолиз заколотил хвостом по доскам. — После того, как он не позвал меня к смертному одру и попрощаться я смогла только с трупом? Письмо ко мне, с признанием, что это он послал имперцев в мою деревню. Но без подробностей, как именно это сделал, а главное — зачем. Я думала, что знаю его, но должна тебе сказать: он не сомневался в том, о чем писал. Кстати, я не упоминала, что он предал всю нашу расу тем самым монстрам, которые только что попытались принести Звезду в жертву? Так что нет, он мне не хахаль.

— Ну хорошо, он был моим хахалем, и, что бы между вами ни произошло, мне не стыдно признаться в этом, — проговорила Бань, и если она солгала, значит из нее получился бы куда лучший артист, чем из Марото. — Правда, руки у него росли из… Прикинь, я отдала ему трубку, потому что он опознал твою работу и пустил слюни, но этот увалень ее сломал. Я нашла обломки в его кисете, когда была в комнате, где он умирал, и решила, что жалко такое сжигать на погребальном костре. К тому же знала, что это твоя трубка.

— Чем ты ее склеила? — спросила София не потому, что хотела узнать, а потому, что должна была спросить.

— Ну, сначала попробовала китовый воск, но он расплавился и перестал держать, тогда я взяла березового дегтя и смолы и…

— Оставь ее себе, — решила София, извлекая еще одну занозу из давно разбитого сердца. — Я вырезала ее для мужа, Лейба Калмаха. Его убили, и больше от него ничего не осталось в этом мире.

Похоже, Бань искренне смутилась:

— Я… никогда не думала…

— Да, пираты никогда не думают. — София вздохнула, услышав, как заскулил Мордолиз. — Большинство из нас не думает. Но мы можем попробовать. И я не стану отрубать тебе руки и ноги, Бань Лин, не стану выкалывать глаза. Вспомни об этом, когда Звезда в очередной раз покажется тебе мрачной, жестокой и безнадежной.

Бань с озадаченным видом почесала потный татуированный лоб чубуком, вырезанным из рога первого оленя, которого София подстрелила в горах, когда они с Лейбом поселились в Курске. «Отпусти его, старушка, отпусти их всех…»

— Я потеряла того, кому она принадлежала, но и ты его потеряла. Это подарок, причиняющий боль.

— Спасибо, — сказала Бань, когда София уже повернулась к ней спиной. — Но постой, ты разве не собираешься потребовать выигрыш перед уходом? Я обещала поцеловать тебя, если поймаешь. Не хочу, чтобы поползли слухи, будто Злая Бань не держит слова.

— Если мне не изменяет память, ты обещала поцеловать меня куда захочу, — припомнила София. — Так что можешь поцеловать меня в задницу.

— Ха! Справедливо! — крикнула Бань ей вслед. — И где же ты собираешься уединиться? Это на случай, если мне понадобятся услуги лучшего трубочного мастера на Звезде.

— Я и так слишком долго пробыла в уединении, — ответила София, помахав Бань на прощание своей новой трубкой. — Пришло время снова взяться за работу.

Прежде всего нужно изгнать дух отравленного тубака, которым Борис осквернил ее трубку… и к тому же с самой первой раскурки! Такое преступление, пусть даже совершенное ради ее побега из тюрьмы, почти невозможно простить, но, с другой стороны, когда София последний раз видела Бориса, не похоже было, что он надолго задержится в этом мире, а у Софии достаточно проблем с живыми, чтобы таить злобу еще и на мертвых. Впрочем, по старой примете первое раскуривание определяет судьбу трубки, так что лучше от нее отказаться.