– Хаунд… – Девил, развязав Зуба, помогла тому встать.
Пацан по-щенячьи радостно смотрел на нее.
– Вас?
– Спасибо. – Девил улыбнулась. – А еще ты теперь должен мне новую «гончую».
– Гут.
Он подошел к ней, смотря сверху вниз в ее голубые глаза. Смотрел, понимая, что тонет в них…
– Эй, голубки! – возмутился Кулибин. – Вы, случаем, не офигели тут пялиться друг на друга? У нас дел, как у дурака махорки. Хаунд, подгоняй вон ту халабуду с сараем к нашему «урагану» и цепляй жесткую сцепку. Зуб, помоги ему. А ты, красотка, пока поищи в той «буханке», что не проедет и километра, цепи.
– Зачем?
Кулибин сплюнул.
– Бочки, что нам за твою красивую задницу достались, закрепить. Чего лыбитесь, идиоты? Жизнь продолжается, а горючка стоит… много, короче. Все, хорош трепаться, пора работать и сваливать отсюда, а то городские набегут.
В его… в их домашнем очаге смолисто и сладко потрескивали настоящие вишневые полешки.
Кулибин, матерясь и баюкая сломанную руку, умотал на Товарную, обнаружив там самую настоящую ремонтную базу, несколько кранов-козлов, вполне себе работающих от генератора, и все остальное. А может быть, он просто решил оставить наедине двух взрослых людей, интересующихся друг другом очень сильно, и, что куда важнее, разнополых, и не совсем людей, йа.
Хаунд, вытянув ноги к огню, курил трубку или, вернее, самый настоящий чубук, склеенный из янтарных пластинок и кости.
Табак из Кинеля ему нравился все больше. Как и перспективы работы с железнодорожниками. Оставалось только решить вопрос с собственной платформой-фортом на железке – и дело в кармане, йа.
– Всегда мечтала именно о таком тихом счастье, – поделилась Девил, с ногами забравшись в новое кресло, найденное в закромах Птаха. – Сидеть, смотреть на огонь и мирно наслаждаться твоим глубоким молчанием.
Почему-то слова ее так и отдавали сарказмом. А его Хаунд не очень жаловал.
– Правда, йа?
– Ну… – Девил намотала алую прядь на палец. – Нет. Зачем мне тупо сидеть и пялиться на огонь твоего недоделанного камина? Ты, часом, друг сердешный, не почитываешь ли любовные романы на досуге?
Хаунд засопел.
– Да и дымишь ты… Бобик… как паровоз.
Кому еще он мог разрешить называть себя Бобиком, как не любимой женщине?
– Значит, так… – Девил решительно опустила вниз босую ногу, наступила на холодный бетон и тут же вернулась в прежнее положение. – Для начала надо бы как-то тут утеплиться, что ли.
– Завтра привезут ковры. Настоящие, шерстяные, красивые.
– Это хорошо. А во-вторых, милый, расскажи-ка мне, почему вдруг ты так спокойно наслаждаешься жизнью, когда под боком Прогресс и затевающаяся войнушка?
Информацию из него Девил вытянула еще по дороге домой. Вцепилась клещом и не отпускала, пока уставший Хаунд не закончил рассказывать.
– Мы теперь их союзники.
– Мы?
– Ты и я. Вороны. Может, даже Братья, хотя надо бы скататься к ним и бросить вызов вожаку.
– У Братьев нет вожака, дурило лохматое… – Девил красиво взяла тоненькую чашку и начала пить давно остывший кофе. Тот самый эрзац, найденный в загашниках бункера на Товарной. – Они все решают на вече, и вызов там бросать бесполезно, а то я давно загребла бы их под себя. А когда я успела согласиться стать союзником Прогресса, м-м-м?
В этом ее кошачьем мурчании так и сквозили стальные острые нотки. И Хаунд вдруг огорчился.
– Так будет лучше.
– Лучше… – Девил отставила чашку и подперла ладонью подбородок. – Ты мой стратег, ушастый, бородатый и страшный.
Она явно издевалась, понимая, что ему сейчас совершенно не хочется цапаться с ней. Только… йа, не обманывал ли он себя и не обвела ли эта красивая, умная и опасная баба его вокруг своего изящного пальца?
– О-о-о… – Девил улыбнулась. – Какое интересное выражение лица, милый…
– Вас? – Хаунд опешил.
– Что – «что»?
Она улыбнулась. Открыто и красиво. Мало что казалось Хаунду красивым в этом сумасшедшем мире.
Ему очень нравились звезды.
Его заводили матовые плавные изгибы хорошего оружия, идеального в своей лаконичности и непередаваемо прекрасных формах.
Очень грел его душу «Ураган».
И она. Сильная, умная, жесткая, знающая себе цену и… улыбающаяся ему.
– Ты же Хаунд. Ты – чудовище, кровожадный монстр, медведь в почти человеческом обличье, считающий своей территорией весь этот гребаный город. Ты плевать хотел на всех и вся, но заключаешь союз с Прогрессом. Сколько раз тебя пытались убить, Бобик?
Читать дальше