Захар Петров - Муос. Падение [litres]

Входя, она даже зажмурилась, потом включила фонарь и несколько секунд постояла, не открывая глаз и дожидаясь, пока сердце хоть немного угомонится. А когда открыла глаза, не удержала восторженного возгласа:

– О Господи!

Как будто последний раз в своей квартире она была только вчера. Герметичные двери, идеально продуманная система вентиляции, почти нулевая влажность, отсутствие света сохранили дом ее детства в неизменном виде. Заправленные кровати, на которых, казалось, оставалась примятость от ее маленькой попы, нетерпеливо ерзавшей в ожидании прихода торговцев из Центра. Недогоревшая лучина в держателе. Сделанные заботливыми мамиными руками украшения на стульях и столах. И конечно же, неповторимый сказочный пейзаж, нарисованный ее талантливой рукой на весь потолок и стену.

Вера стояла, улыбалась и почти физически ощущала присутствие своих родных: папы, мамы, Костика и маленькой Нади, смотревших на нее из другого мира, в котором пространство и время подчинены созданиям Божиим.

– Подождите, родные мои, у меня есть еще здесь дела…

Она не заметила, что в квартире находится кто-то еще. Хынг и Света, задрав головы, осматривали эти художества, которые настолько их поразили, что наконец-то заставили даже их в течение уже нескольких минут молчать. И все же Света не выдержала:

– Ух ты… Здорово… А кто это так нарисовал?

– Моя мама, – с нескрываемой гордостью сообщила Вера.

– Тетя Вера, а можно мы с Хынгом будем здесь жить?

Вера вздохнула и нехотя ответила:

– Ладно, живите. Я другую квартиру заселю.

И тут же спохватилась, возмутившись по поводу того, что эти два недоросля удумали: жить вместе. Еще, может быть, и спать вместе? Но ее опасения пока не оправдались, потому что Хынг и Света стали спорить, кто на какой кровати будет спать, при этом ложась то на ту, то на другую, примеряясь, с какой из них лучше видны нарисованные небо, лес и поле. И все же бывшего диггера, убра и следователя, раскалывавшего цестодов и психологов, трудно было обмануть – она уже замечала в этом с виду невинном ребячьем выделывании друг перед другом зачатки большой любви, которая через два-три года может накрыть мощным колпаком эту несуразную малолетнюю пару. Вера обернулась и увидела в дверном проеме Паху с Линдой. Они оба улыбались, глядя на ребячью суету, слушая их писки и восторги по поводу нового просторного жилища, да еще небывалым образом украшенного, да еще только что подаренного им двоим. Вера посмотрела на этих симпатичных людей двух разных рас и представила, какими красивыми и сильными будут их потомки. Так или иначе, смышленая усидчивость Хынга, необузданный романтизм Светы, сила и воля Пахи и чужеземная грациозность мулатки Линды могли породить потомков, состоящих из такой взрывной смеси. И они, даст Бог, в далеком будущем всего за два-три поколения подчинят себе Поверхность и достигнут намного большего, чем самоубийцы-древние.

Когда Вера узнала о смерти Вячеслава и Джессики, ей просто не хотелось жить. Но потом медленно пришло осознание того, что самым важным в Вериной жизни были не войны и победы, а именно то, чем она занималась последнее время – помощь Вячеславу в его труде над «Началами». Вячеслава нет, но это не значит, что надобность в его деле прошла. И Вера там, на Поверхности, у братской могилы с пятью крестами поклялась, что продолжит его труд. Но уже когда они стали собираться уйти из Резервации, до нее стало доходить, насколько неподъемна ее клятва. То, что когда-то вынесли из Улья девять здоровых мужчин, – печатные станки, шрифты, типографские расходные материалы – не могли унести пятеро, из которых взрослым мужиком был только Паха, тем более, что нести им нужно было и свои пожитки, без которых шансы выжить сокращались до минимума. Просить о помощи в выносе имущества Вера не хотела, потому что указывать маврам путь к их новому жилищу было опасно. А возвращаться за оставленным опасно: быть может, уже сейчас мавры дерутся между собой или жалеют, что выпустили их живыми. Поэтому о выносе из Резервации их мини-типографии не могло быть и речи. Кроме того, у них заканчивалась бумага, и приобрести ее уже было негде. Но в пути под беззаботный шепот Светы и Хынга, под настроение предвкушения скорой встречи с домом этим грустным мыслям не удавалось залить Верино сердце очередным приступом отчаяния. А теперь родные стены наполнили ее нутро такой силой, какой в ней не было никогда. И пусть ее умирающее тело становилось все слабее, зато мозг начал работать с утроенной силой.