Сергей Клочков - Синдром Зоны [litres]

– Здравствуй, Зона. Извини, что не верю в то, что можешь ты слышать нас, но мне простительно, я ученый, хоть и сталкер. Однако я уже не могу по-настоящему сомневаться, Зона, мой скепсис здорово расшатан в последнее время. Так вот… ты уж, пожалуйста, пропусти нас и выведи назад живыми. Не для себя мы стараемся, не для наживы. А если что не так, прости. То и правда, что не по злобе мы, а уж глупости человеку всегда не занимать было.

Несколько секунд было настолько тихо, что я уж испугался – не ответила Зона, промолчала, а это паршивая, ох какая паршивая всегда была примета. Сколько раз бывало, что поворачивал назад опытный бродяга, не услышав «правильного» треска веточки или далекого хлопка аномалии.

Но зашумел в мертвых кронах тополей свежий утренний ветерок, хорошо зашумел, с глухим перестуком голых ветвей, пробежала по асфальту легкая поземка травяного сора, и в небольшом вихре взлетел обрывок пластикового пакета у старой мусорной кучи.

Ответила.

– Так, товарищи. Я иду первый, смотрю дорогу. Хип, ты справа от меня на два шага, и это твоя сторона. Проф, соответственно, слева. Пеночка, ты у нас внимательная, будешь замыкающей, следи за тылами. Двинули.

Шелестя ленточкой, по пологой, длинной траектории улетела вперед гайка, и начался небыстрый наш, осторожный путь. Потянулись мимо разрушенный, проваленный внутрь торговый комплекс, над которым медленно, плавно кружили в воздухе неровные, ощетинившиеся арматурой ломти бетона. Вот и первая высотка, яркая, красивая, сияют солнечные блики в стеклах, чистая, никак не сказались еще на ней два года Зоны. Заварены двери подъездов, нет машин возле газонов, ржавеют брошенные «ракушки» – значит, уехали отсюда жильцы, и даже, хочется думать, успели, миновали страшную пробку на выезде. А по левую руку – лес Битцевский. Почернел, вымер, ни одного зеленого листка нет, ни одной живой ветки. Высохли на корню деревья, прожарило их аномальной Вспышкой насквозь, и все, что осталось на память, – отпечатанные на высоких зданиях тени когда-то живых крон, словно карандашной штриховкой на выбеленном бетоне. Пусто под деревьями, ни травинки, и земля странная, белесая, коркой взялась в густой сетке трещин. Только по опушке, местами, почти подступая к тротуару, пролезли молодые «крюгер-кусты» – узловатые, перекрученные, все в мелкой не то хвое, не то жестких серо-зеленых листочках. И не шипы на нем, а семисантиметровые острые крючья на этих узлах, все в мелких зазубринах, тонкие и крепкие, как рыболовные тройники. Любой комбез, кроме «Кольчуги», в хлам за полчаса по таким зарослям можно уделать, а если под кожу такой крюк засадил, то и зуд гарантирован, и нагноение. Старый знакомый, гадость этакая. А по тротуарной плитке еще какой-то цвет выполз, длинные такие, тонкие плети, все в мелких желтых пятнах и серебристом волосе. Далеко тянется, целой сетью, даже местами зацвел, мухи какие-то, мотыльки мелкие на нем, значит, вроде бы не опасно. Флора в Зонах чудит, зрелище привычное.

Следующий дом, такой же высокий, блестящий, с широкими целыми окнами. Только подъезды еще не заварены, хотя валяется на боку ацетиленовый баллон, и свернулись в пыли провода ржавеющей под дождями сварочной установки. Тихо выдохнула Хип, и было от чего – грузовик у третьего подъезда, диван у дверей, стоит у колеса большая, поседевшая от пыли панель телевизора, и уже загружена разобранная мебельная стенка. И люди рядом. Двое в кузове, руки вниз тянут, водитель в кабине за баранкой, а на диване женщина с собачкой сидит, в осеннем пальто. И все они – словно из оранжевой монтажной пены вылеплены, неровной, в длинных потеках, каплях застывших, залубенели рабочие спецовки и дорогая ткань. Только черные отверстия на месте носа и глаз, и такая же оранжевая, тонкая собачка без шерсти, слившаяся с руками хозяйки. Не успели, так и замерли в момент Вспышки. Над лесом был Южный эпицентр, если верить Сионисту… А вокруг грузовика, над козырьком подъезда и в темноте лестничного пролета крохотные искорки летают, и чуть, волной такой, искажается воздух, в котором, как в янтаре, висят несколько мотыльков. Промолчал современный детектор Профа, а мой «Шелест» все-таки уловил аномалию – тихонько, но различимо пискнуло в сквозном, не мешающем внешним звукам наушнике, а на маленьком экране один из графиков выдал высокий острый пик. Зато со следующей по пути аномалией мой детектор не смог разобраться, но профессорский «Шелест-5» предупредил нас приятным, но совершенно неуместным здесь женским голосом об «аномальном очаге неизвестного типа».