Сергей Клочков - Синдром Зоны [litres]

– Куда уж хуже… – согласился врач. – Но… прошу вас, позвольте мне взглянуть на это!

– Конечно, доктор.

В дальней большой комнате, закрытой на ключ и оставленной под присмотром одной из медсестер, слышались натужные, хриплые стоны. Когда дверь открыли, в нос ударила смесь запахов рвоты и немытых тел. Девушки, лежа на кроватях и постеленных на пол матрасах, крупно дрожали, стуча зубами. Сжатые до белизны костяшек кулаки были ссажены о стены, обветренные губы искусаны, и кто-то, выкручивая руки, негромко, глухо завывал в углу.

– Покурить бы… таблетку, доктор… – послышались стоны. – Немножко, ну что вам стоит… есть же, точно есть…

– Сдохну сейчас, реально сдохну… – прохрипела худая, высокая женщина с исцарапанным горлом. – Отпустите, а? Сил нету…

– Отойдите все. – Пенка повернулась к нам. – Я пробую. Им плохо. Очень. Покой.

Мягко, протяжным, влажным шумом заложило уши. Мир потемнел, и все краски выцвели до едва различимых, пастельных тонов. По телу от самих кончиков пальцев разлилась покалывающая, шерстяная слабость, вдруг захотелось спать. Проф подхватил разом ослабевшего хирурга, впрочем, сохранившего сознание, и мы помогли вынести его из комнаты. Стоны стихли. Девушки, все как одна, тихо засопели, погрузившись в глубокий сон. Пенка медленно ходила мимо коек и, надолго замирая у каждой пациентки, прикасалась к их головам боевой рукой.

– Им спать. Много спать надо теперь. – Иная сказала это очень тихо, или же мне это так послышалось сквозь прибой в ушах. – Плохой ум. Сильная боль. Большая жажда. Страшно. Сломанный ум. Я останусь здесь этой ночью. Можно починить плохой ум. Будут думать хорошо.

– Потрясающе… невероятно… – выдохнул Костоправ.

– Смотри, врач, сделай, чтоб спали. Плохой ум сломан, хороший нет еще. Спать долго им, тогда хорошо. – Пенка подняла лицо, и я заметил, какой действительно бездонной, космической чернотой окутался левый глаз, к которому словно бы протянулись тени из всех углов, а сам воздух комнаты сгустился и почернел. – Спать им много надо.

« Лунь, скажи. Я видела их память. Я теперь знаю. Человеку это сделал человек. Страх, смерть, боль, сломанный ум. Я понимала, что человек ненавидит других, боится чужих, поэтому люди стреляют в таких, как я. Но люди ненавидят своих сильнее, чем нас. Не понимаю. Это труднее, чем говорить, чем знать слова ».

Пенка ждала ответа. Гуляла темнота под потолком, мир забывал свои краски, тени закручивались вокруг Иной в черную пушистую галактику, а она все ждала, что я отвечу на ее вопрос. Спросила бы ты чего-нибудь полегче, Пеночка. Надеюсь, не видишь ты сейчас в моей памяти жадные, навыкате, зенки барыг, что столько лет жрали и пили с нашей смерти. Не видишь, как задумчиво смотрит на редкий артефакт случайный напарник, не видишь скелет в научном комбинезоне с простреленным рюкзаком у сталкерской тропы. Звери мы, Пеночка. Озлобленные, дикие, кровавые обезьяны. Вот только признаваться тебе в этом не хочется. Да и себе, в общем, тоже, хоть и мелькает уже, шелестит кровавыми страничками подлый альбом. Мол, ты на себя, Лунь, посмотри сначала, прежде чем зверями-то разбрасываться. Тоже мне, моралист хренов.

« Мы бываем злыми, Пенка. Правда, бываем очень злыми гадами. Поэтому ты, пожалуйста, берегись нас. Не Зотова, не меня с Хип, а так, вообще… к людям не подходи. Не надо ».

Пенка не ответила, я только почувствовал «обрыв» контакта. Псионик молча отвернулась к спящим девушкам и замерла в привычной своей манере – тонким, каменным изваянием на фоне стены. Постояв еще немного у двери, борясь с сильной сонливостью, я не дождался больше ни слова.

Пенка вернулась наутро, с рассветом. Тихо, почти бесшумно она вошла в дом, несколько минут постояла, прислушиваясь к чему-то, затем сбросила плащ и уселась на край постели.

– Привет, Лунь. Привет, Хип. Я постаралась.

– Здравствуй, Пеночка. Как успехи? – спросил я, рассматривая экран ПМК – до сигнала будильника оставалось еще двадцать минут.

– Не получилось полностью. Все не починила, но много. Они теперь думают лучше. Болеют меньше. Могут выздороветь.

– Спасибо, родная.

– Прохоров. Он говорил со мной ночью. Говорил вчера, – заявила Иная. – Он знает, что я недалеко. Ждет.

Я почувствовал легкий озноб. Хип проснулась, приподнялась на локте, спросила:

– Скажи, Пеночка, что он говорил?

– Не сказать точно, нет слов. – Пенка кивнула. – Он говорил чистую мысль. Он ждет. Он передать хочет важное. Но он чужой теперь. Не человек совсем. Он изменен очень сильно, Хип. Сильнее, чем ты. И даже сильнее, чем Лунь. Очень сильнее. Больше не человек. Его ведет Фреон, ведет далеко отсюда. Другая грань, другой мир. Ищут путь. Знают.