Франсис Карсак - Том 5. Так скучают в Утопии

Мы перенесли его в пещеру, и Эния накрыла его теплыми мехами и быстро сварила немного мяса, — мясо лежало на шкуре, закрепленной на четырех колышках, так, чтобы шкура немного провисала по центру, туда была налита вода, в которую бросали горячие камни. Атлан выпил этот бульон

и немного порозовел, но в середине дня у него началась горячка, и Голь пришел осмотреть его.

— В него проникли злые духи ветра и холода. Я попытаюсь прогнать их, но они сильны!

Мы все покинули хижину, так как магия колдунов — грозная сила, которая может обернуться против зрителей, если они не посвящены в тайны высших сил. Голь вышел спустя довольно-таки продолжительное время, качая головой и храня упорное молчание. Эния бросилась в хижину, а мы остались снаружи, не в состоянии чем-либо помочь.

На следующий день, с наступлением вечера, Эния пришла за мной. Атлан хотел меня видеть. В хижине стоял запах лихорадки. Атлан лежал под оленьими шкурами, глаза его пылали, лицо было красным, дыхание — свистящим и затруднительным.

— Подойди, — прошептал он. — Я умираю. Ты был хорошим другом, Нарам. Без вас — тебя и еще нескольких человек — я бы не выжил. Ты был мне ближе всех, и я хотел бы попросить тебя кое о чем. Сможешь позаботиться об Энии, когда меня не станет? Я знаю, что у тебя есть жена и уже двое детей, но ты опытный охотник, и немного мяса для нее и малыша, которого я никогда не увижу... это ведь не слишком большая просьба с моей стороны?

Я ответил не сразу. Если у нас и дальше будут такие зимы... А слово священно среди Людей.

— Обещаю тебе это, — сказал я.

Он слабо улыбнулся, взял руку Энии и вложил в мою ладонь.

— Ты меня успокоил. А теперь я попытаюсь поспать.

Утром испуганная Эния прибежала в мою хижину:

— Он говорит слова, в которых нет смысла! Идем!

Я тут же увидел, что долго он не протянет. Он бредил на своем родном языке. За время моих разговоров с ним я выучил из этого языка несколько слов. Он говорил об Атлантиде, ее славе, своих родных и друзьях. В какой-то миг он снова обрел ясность ума и, заметив меня, прошептал:

— На моей груди сидит мамонт, Нарам. Он душит меня!

Затем он снова начал бредить, добавляя к имени Энии

другое — Эретра, о которой он мне никогда не говорил. Он умер с закатом солнца.

Ну вот и всё! Я взял Энию второй женой, как он меня и просил. В конце следующей весны родился его сын, Атла, которого я воспитал как своего. Я состарился, тоже, в свою очередь, стал Великим Посвященным, и даже вождем! Но откуда явился Атлан, каким на самом деле был его народ, — этого я не знаю. Я никогда больше не возвращался к Большой Соленой Воде. Но во время одного из походов, который я совершил много лун тому назад на юг, как и тогда, с Трухом, я встретил за Большими Горами, в краю, где нет оленей, людей, которые живут порой у Большой Воды. Как-то раз, во времена их прапрапрадедов, в большой пироге с фиолетовыми крыльями, со стороны заходящего солнца явились чужеземцы. У этих людей было при себе оружие, которое блестело на солнце. Они несколько дней стояли на берегу лагерем, не вступая ни с кем в контакт, а затем продолжили свой путь по воде. Быть может, они были из племени Атлана?

Он был моим товарищем на протяжении вдвое с лишним большего числа лун, чем можно сосчитать на обеих ладонях, мы имели долгие беседы, я научил его охотиться, изготавливать орудия из кремня, разжигать огонь в любую погоду. И однако, когда я думаю о нем, мне всегда вспоминается наша первая встреча. Он с печальным видом стоит на носу своей пироги и держит в руке прозрачный камень с какой-то красной жидкостью. Затем выпивает эту жидкость, выбрасывает камень подальше в воду и направляется к нам медленным и лишенным какой-либо надежды шагом, словно идет навстречу своей смерти!

p

Взглянув на показания спектрографа Хсурт понял, что лишь третья планета дает ему хоть какой-то шанс на выживание: кислород, водяной пар, углекислый газ, в пропорциях, не слишком отличных от тех, какими они были на столь далеком теперь Хооре. Вторая и четвертая также имели атмосферу, но непригодную для дыхания или слишком разрежённую. Вопрос о пригодности внешних гигантских планет для жизни даже не вставал. Так как детекторы не указывали на присутствие в Пространстве никакого другого звездолета, на приземление у него было полным-полно времени.