Первосвященник сел на кровать и потер подбородок. Его глаза, казалось, прояснились, как будто облака разошлись в его сознании.
— Ты знаешь, кто это сделал, — сказал священник.
— Думаю, что да.
— Тогда кто?
Если это и были воры, то Пеларак не видел смысла присоединяться к их нелепой войне. Вместо этого прозвучало другое имя, которое он смутно узнал.
— Куллы, — сказал Бернард, — У меня есть основания полагать, что это был один из Куллов.
— Простите, но я не знаком с этим именем, — сказал Пеларак. — Это меньшая семья в Тидарисе?
— Они не живут в городе, — объяснил Бернард. — И скоро будут владеть положением не хуже из Союза Роленгов. Тео Кулл-главный сборщик налогов в Ривессане. Он только и делает, что крадет у нас лодки, плывущих вниз по реке Киль к Затерянному побережью. Я контролирую большую часть земель там, и это было предметом спора между нами о том, кому я плачу налоги. Платя здесь, в Тидарисе, я избегаю тройной суммы, которую он берет в Ривессане. Он знает, что суды ему не друзья, по крайней мере те, которые имеют значение.
— Как ваша дочь вступила в игру? — Спросил Пеларак.
— Несколько месяцев назад Тео послал своих наемников забрать все мое имущество в Ривессане, чтобы выплатить мой предполагаемый долг. Однако у меня есть собственные наемники, и они гораздо более искусны и многочисленны. Кулл хотел, чтобы мои большие участки и изобилие земли вокруг города, плюс мои магазины драгоценностей. Они не могут добраться до них, не с моими охранниками, но если эти охранники внезапно поклялись моей дочери Эллисе, а не мн…
Священник установил связь.
— Они надеются использовать ее, чтобы вытеснить тебя, и когда это произойдет, через долг или преданность, получить то, что они хотят в Ривессане, а потом, и в Тидарисе.
— Это мои мысли, — сказал Бернард, — Я уже дважды сорвал их планы, хотя с помощью «безликой силы». Не знаю, сколько ещё продержусь.
Пеларак возобновил своё хождение. Его пальцы постукивали по тонким губам.
— Я не знаю, почему безликие женщины решили помочь Тео Куллу в этом деле, хотя подозреваю, что причина в земле близ Ривессана. В любом случае, я накажу их соответствующим образом. Не бойся, руки Кораг не обернулись против вас Тидарис и Союз Ролэнг.
— Недостаточно хорошо, — сказал Бернард, выпрямляясь во весь рост. Он был на добрый фут выше священника и хмурился, глядя на него сверху вниз с такой силой, с которой боролся в своем сердце. — Вы слишком долго сохраняли нейтралитет. Ни разу я не слышал убедительного объяснения этому. Эти воры опасны для города, и они представляют собой полную противоположность Порядку, который Кораг утверждает, что любит.
— Ты говоришь о Кораге так, будто знаешь его желания, — сказал Пеларак. — Вы требуете от нас верности вашей войне. Что мы выиграем, Бернард? Предложите нам десятину, сделав нас не лучше наемных собак, которых вы нанимаете?
— Если вы не видите причины, — сказал Бернард, — тогда, возможно, самосохранения будет достаточно.
Он вытащил из кармана письмо и протянул мне. Бернард почувствовал, как его сердце колотится в ушах, но не позволил проявиться такому трусливому симптому. Вот оно. Он пересек мост, и это письмо было факелом, чтобы зажечь его.
— После моей смерти это письмо будут читать вслух семь раз в день жителям Тидариса, — сказал Бернард. — И не имеет значения, как я умру — от яда, или от клинка, от Кулла или Корага. Моя дочь! Вот, что для меня важнее. Ради неё я живу, и только ради неё не рвусь во власть. И мне далеко посрать кто там победить в войне, гильдии или Союз, Кораг или Асмуд. Мне нужна моя дочь, цела и невредима. Она моё самое главное богатство во всём Лилирэле.
— Ты хочешь объявить народу о нашем существовании? — спросил Пеларак, окинув взглядом слова. — Вы обвините в их бедах нас? Чтобы заставить нас повиноваться, ты угрожаешь городу ложью и полуправдой? Мы не боимся толпы!
— А следовало бы, — сказал Бернард. — Мои люди будут среди них, и я уверяю вас, они превосходно умеют подстрекать к насилию. Как только много людей умрут, король будет вынужден послать своих солдат. Скажи мне, как можно завоевать город, убив его жителей и охранников? Ещё лучше, как проповедовать городу после смерти?
Пеларак перестал расхаживать по комнате и с пугающей сосредоточенностью уставился в лицо Готфрида. Его голос был глубоким и твердым, как камень.
— Каждое действие имеет свою цену, — сказал священник. — Вы готовы заплатить?
Читать дальше