Сергей Антонов - Харам Бурум [litres]

– Ну как же! – хихикнул второй. – Фараонов ведь хоронили с вещами, которые могли пригодиться им в загробной жизни.

– Он че, фараон?

– Ага. Маленький кривоногий фараончик.

– Сейчас снимем с него цепи, – прервал веселье Тельман, доставший из своего вещмешка картонную коробку с препаратами и сделавший карлику укол. – Все. Через минуту он очухается, но дергаться не будет. А кандалы нам еще сгодятся для тех, кто пойдет по кривой дорожке этого малого.

– А что он, собственно, сделал? – поинтересовался помощник Ахунова, засовывая цепи в свой рюкзак. – Почему так строго?

– Дело не в строгости, а в показательности. Известие о том, как компартия наказывает своих врагов, разнесется по всем станциям и у многих отобьет охоту плести интриги против Красной Линии. Эй, Вездеход, просыпайся, конечная остановка!

Носов шевельнулся. Поднял голову, обвел туннель мутным взглядом и вдруг улыбнулся.

– Кто вы?

– Друзья. Это тебе подарочек от профессора и его сына. – Тельман указал на раскрытую коробку, в которой лежали два шприца. – Сейчас тебе наверняка хорошо. Какое-то время будешь видеть розовых слонов, но потом начнется ломка. Пара доз поможет тебе какое-то время справляться с ней, а уж потом…

– Кто вы? – Носов вновь улыбнулся и помахал рукой перед глазами так, словно разгонял видимый одному ему дым. – Откуда музыка?

– Готово дело, крыша едет, – усмехнулся Ахунов. – Я сам синтезировал эту сыворотку. Теперь малышу все по барабану. Жаль, что мне не удастся увидеть главное… Что там наши саперы?

Подрывники закончили с закладкой взрывчатки и уже подготовили огнепроводной шнур. Ахунов первым спрятался за ближайшим завалом. Когда к нему присоединились четверо спутников, он втянул в голову в плечи и дрожащим голосом поинтересовался:

– Взорвется?

– Еще как. Мы, товарищ ученый, свое дело не хуже вашего…

Окончание фразы утонуло в грохоте взрыва, очень похожего на стон. Туннель содрогнулся. На головы укрывшихся за завалом посыпалась пыль, потом в царство мертвых вернулась тишина. О боковом ответвлении туннеля, ставшим последним пристанищем Носова, больше ничего не напоминало: завал ничем не отличался от тех, которых было полным-полно на подходах к «Полежаевской».

– Рамамба хару мамбурум… А чекету чекси фори ю рамамба хару мамбурум… – Песню, которую слышал Вездеход, прервал взрыв и грохот обрушившихся камней.

Потом непонятные, но очень навязчивые слова и бодрая мелодия возвратились, зазвучав с утроенной силой. Начали биться о стенки черепа, готовые выплеснуться наружу через рот, нос и уши. Выплеснуться в виде крови и расплавленных останков мозга.

Носов даже не пытался как-то справиться с музыкой. Он думал о том, что не мешало бы убавить громкость подаренного Максом плеера. Был уверен, что где-то остановился на привал, вставил в уши амбушюры и наслаждается композицией, пришедшей из безоблачного довоенного прошлого.

Только вот место для отдыха он выбрал какое-то странное. Храм не храм… Тюрьма не тюрьма… Помещение выглядело как станционный зал станции «Улица Подбельского», даже ряды клеток были на своих местах, но они пустовали, и лишь по залу плавали сгустки фиолетового тумана. А еще потолки… Составленные из полосок сайдинга, они были расписаны библейскими сюжетами.

Авраам, приносящий в жертву Исаака. Выходящий из пещеры Лазарь в своем погребальном саване. Тайная вечеря. Падение стен Иерихона. Змеи, жалящие непослушных спутников Моисея по пути из Египта в землю обетованную.

Поначалу Носов не заметил в этих картинках ничего необычного, каждый из сюжетов был в той или иной степени ему знаком. Вместе с тем чем дольше всматривался Николай в картины, тем больше понимал – с Писанием они имеют очень мало общего. Может быть, даже совсем ничего не имеют.

Не было ангела, удержавшего руку Авраама. Жертвенный нож беспрепятственно вонзился в грудь Исааку, и тот дергался в предсмертной агонии.

Лазарь, проведший в могиле четыре дня, хоть и воскрес, но сотворенное Христом чудо не распространилось на внешний вид друга Спасителя. Лицо его и руки покрывали черные с зеленой каймой трупные пятна.

Медный змей, сделанный пророком Моисеем, вместо того чтобы спасать евреев, ожил, сполз со своего шеста и присоединился к другим гадам.

Тайная вечеря также была далека от канонической. Фразу Иисуса о поедании его плоти и питии крови апостолы восприняли буквально. Они бросились на Учителя, впивались в него зубами и рвали на куски. В глиняных, стоящих на столе мисках лежали куски плоти, а кубки были доверху наполнены кровью.