Константин Соловьев - Раубриттер [I - III]

- Какая-то из этих болезней заставляет человека превращаться в безумное чудовище?

- Вы и без меня знаете ответ.

Шварцрабэ поднял с земли небольшой камешек и щелчком отправил его в воду. Сарматский океан принял это подношение молча, почти без всплеска, как веками принимал все прочие, одушевленные или мертвые.

- А что на счет нервной системы?

- Повреждения головного мозга, но незначительные. Точечные инсульты и разрывы мозговых оболочек. Но это скорее следствие его приступа, а не самой болезни.

- Что бы ни привело его к смерти, это было не монастырское пиво, - рассудительно заметил Шварцрабэ, - Видимо, какая-то запущенная малоизвестная генетическая болезнь, дождавшаяся своего часа. Что-то сродни мине, которая может лежать в земле годами, но стоит на нее наступить… Что ж, участь Франца, конечно, страшна, однако пожелаем его душе, где бы она ни обреталась, спокойствия и умиротворения. Ну а теперь прочь горести и тревоги! Почтив мертвых, должно озаботиться живыми! Теперь приор Герард соблаговолит нас выпустить?

- Полагаю, теперь у него нет иного выхода. Однако я пока не вижу, чтоб паром пришел в движение.

Шварцрабэ потеребил острый подбородок, что-то обдумывая. Несмотря на то, что он все еще глядел в толщу Сарматского океана, Гримберт был уверен, что заботят его сейчас не обрывки бурых водорослей и не устлавшие дно осколки раковин, похожие на расколотые много веков назад кости.

- Этот приор Герард – просто кремень. Железный старик! Но знаете, сир Гризео, мне кажется, он не так прост, как хочет казаться.

- Что вы имеете в виду?

- Судьба весьма странно одарила меня при рождении. Я скверно разбираюсь в искусствах, ужасно пою и, без сомнения, ничего не смыслю в рыцарском поединке. Но если я в чем-то и разбираюсь, так это в людях.

- Вот как? – не удержался Гримберт, - Я полагал, ваша сильная сторона – карты.

К его удивлению Шварцрабэ не встретил эту шутку улыбкой. Напротив, его взгляд немного посерел, будто отражая цвет тяжелой океанской глади.

- Совершенно верно, - серьезно подтвердил он, - И сейчас внутренний голос настойчиво твердит мне, что приор Герард, по рассеянности или с умыслом, держит пару неучтенных карт в рукаве своей сутаны.

Это замечание не заставило Гримберта растеряться, внутренне он был готов к чему-то подобному.

- Что это значит?

- Это как с колокольным звоном. Люди обычно склонны задумываться о том, что слышат. Это вполне естественно, согласитесь, так уж мы устроены. Однако так уж сложилось, что последние три дня я размышляю больше не о том, что слышу, а о том, чего не слышу.

- Простите, из-за бессонницы я скверно соображаю. Что вы имеете в виду?

- Радиостанция, - Шварцрабэ поднял вверх указательный палец, острый, как мусульманский минарет, - В Грауштейне, как вам, наверно, известно, установлена весьма мощная радиостанция. В дни величия Ордена Святого Лазаря она транслировала на многие десятки миль псалмы и проповеди, она же возвестила жителям окрестных городов о сошествии чуда Господня на пятку в стеклянном ящике. Но последние четыре дня она молчит, будто кто-то наложил на нее обет молчания. Я имею в виду средний и длинный диапазоны частот, те самые, которые используются для связи на большие расстояния. Что вы об этом скажете?

Ничего, мрачно подумал Гримберт. Мне паршиво, как может быть паршиво человеку, проведшему пять или шесть дней в стальной скорлупе, связанному с ней торчащими из мозга кабелями. Меня тошнит от этого монастыря, от запаха разложения, царящего в нем, и от приора Герарда. И я слишком устал, чтобы разгадывать твои проклятые загадки, ворона ты этакая.

- Вы находите это странным?

Шварцрабэ кивнул.

- В данной ситуации – пожалуй. Разве не долг приора Герарда сообщить о разыгравшейся трагедии в капитул Ордена? Но «Беспечный Бес» за все три дня со смерти Франца не отметил ни одной передачи в длинноволновом диапазоне. Грауштейн молчит, старина.

«Серому Судье» потребовалось полминуты, чтобы подтвердить сказанное Шварцрабэ. Радиостанция монастыря регулярно фонтанировала всплесками в коротковолновом диапазоне, возвещая о начале молитвы или службы, делая множество объявлений по внутренней связи, но тем и ограничивалось.

- Вы сами сказали, сир Хуго, приор Герард не так прост, как кажется, - осторожно произнес Гримберт, - Его молчание меня не удивляет. Вы ведь знаете, в каком запустении пребывал Грауштейн до снисхождения чуда?

Шварцрабэ нетерпеливо кивнул.