Алексей Доронин - Призраки Ямантау + Поколение пепла

Да, этот сопляк не понимал, что, закручивая гайки, он добьется только того, что схваченная на живую нитку держава развалится на куски из-за все той же транспортной теоремы. В лучшем случае это произойдет мирно и постепенно, с тем, чтобы когда-нибудь снова собраться. В худшем — будет кровь. Но при любом раскладе жители самой отдаленной и бедной колонии в проигрыше.

Они ехали по бывшей автодороге. В Афганистане их грузовик назвали бы бурубухайкой. На расшатанных сидениях вместо чехлов — чуть побитые молью шкуры медведей. Рулевое колесо обтянуто кожей. За веревочной ширмой — винтовки. В крыше — люк для стрельбы. Сама кабина украшена оберегами — металлическими, плетеными, деревянными и вырезанными из камня. Вот только икон среди них не было.

Внутреннее пространство кузова было разрисовано тем, что когда-то сошло бы за граффити, но сейчас больше напоминало схематичные рисунки аборигенов. И даже декорировано лосиными рогами, игравшими роль вешалки. Только снаружи машина была однотонно серая, ее латанный-перелатанный корпус и штопанный-перештопанный брезент кузова были бы хорошим реквизитом для фильма про воинов дороги в вымышленном мире пустынь и радиации.

Пока длится смута, надо было явочным порядком занять другое место для проживания. Тысячи на две километров южнее. А иначе… Данилов-старший вспомнил замерзшего паука в паутине, которого нашел весной в сенях. Бедолага замерз вместе со своей добычей.

«Но главная проблема, - подумал он, - это не игра пауков и тараканов в политику, а то, что ледник наступает».

Десять лет назад они с Андреем ездили на север - до Таймыра. Алиса чуть не убила его по возвращении, но он увидел достаточно и все записал, сделал свои дилетантские замеры и расчеты, переживая, что он лингвист, а не гляциолог.

Сомнений быть не могло. Ледник приближался. По километру — по два в год. А в последние годы и по три-четыре. И с ним двигался к югу пояс вечной мерзлоты. По всем признакам выходило, что это система с положительной обратной связью. И если его расчеты были верны… на широте Москвы через тысячу-другую лет может не вырасти даже картошка.

Этого времени достаточно, чтоб что-то придумать, подумал он. Но может и не хватить. Система может изменить вектор развития. Но может и не изменить.

И тогда в наступившей криоэре покрытый от полюса до полюса льдом Земной шар не сможет поддерживать жизнь существ сложнее бактерий.

- Я прочитал твою последнюю книжку, дедушка, - вывел его из паутины мыслей голос внука. Тоже Александра. Он ехал в кузове, но во время последней остановки пересел ко взрослым.

Хотя и сам он был взрослым — шестнадцатилетний черноволосый парень с серьезным взглядом, по меркам прежнего времени бывший подростком. Но он уже умел добывать себе пищу и убивать. Пока только животных. При этом охота никогда не увлекала его так, как отца. Его занимали книги.

- Что ты усвоил из нее, Саша? — спросил старик.

- Здесь много незнакомых выражений. Я делал пометки в тетрадке, как ты говорил. Ты мне объяснишь эти слова?

- Обязательно... — кивнул Данилов-старший, - Когда мы доберемся до места.

«Он все понимает. Он усвоил уроки истории. Он знает, что можем и не добраться». Слишком серьезным казался ему взгляд внука.

Внучек был единственным человеком, которому старик показал свои рассказы. Рассказы предназначались для иллюстрирования сухого исторического материала. Но почему-то получились слишком однобокими. В них людей старого мира резали, вешали, сжигали живьем, сажали на колья, морили газом и давили гусеницами. И ничего хорошего и доброго написать не получилось.

«Потому что рядом с каждой Жанной Д’Арк всегда есть свой Жиль де Рэ. И его поступки, в отличие от ее — это правда, а не вымысел».

Словно поднимаясь из земли, вырастали на горизонте нерезкие, сглаженные временем вершины. Поднимались, прежде чем исчезнуть в дымке. Словно хозяева, вставшие из-за стола, чтоб проводить дорогого гостя.

«Может, все живое — действительно помарка? — думал старик. — Плесень, наросшая за холодную сырую ночь на каменной стене древнего Стоунхенджа. Выглянет солнце, подует свежий ветер — и не станет плесени. А обтесанные камни простоят еще тысячи лет, а потом еще десятки миллионов будут лежать, погружаясь в осадочные породы графства Уилтшир. Почему? Для чего?»

Сшивая нити разорванных судеб, плача без слез о мертвых и скорбя о еще живых, изможденный человек на склоне лет вспоминал все свои жизни и думал о теории квантового бессмертия. Каждый миг вселенная дробилась, и от нее отпочковывались новые миры. В этих мирах он миллионы раз умирал, был взорван, сожжен, съеден, расстрелян, зарезан. Но каждый раз оставался тот вариант вселенной, где он все-таки выжил, даже если вероятность этого была один к миллиону. Но сейчас он исчерпал все варианты.