Франсис Карсак: Так скучают в Утопии

То был очаровательный гость, преисполненный юмора и жажды жизни, всегда находивший для нас какие-то интересные истории. Естественно, нас завораживала его работа... в частности, его новаторский труд по воссозданию палеолитических технологий изготовления каменных изделий. Я прекрасно помню, как в один из дней, когда мы шли вдоль берега моря, он продемонстрировал нам, как это делалось в те далекие времена; затем остановился ненадолго, чтобы передохнуть, и разбросал все фрагменты, дабы не вводить в заблуждение будущих коллег! В другом посещаемом туристами месте, на берегу океана, где, вероятно, бывает миллион человек в год, он вдруг остановился на усыпанной гравием аллее и показал нам небольшие обломки камней, свидетельствовавшие о том, что в этом месте когда-то находилось индейское поселение, оставшееся незамеченным даже археологами. Он изготовил для нас несколько кремнёвых и обсидиановых наконечников, которые мы храним до сих пор. Ближе к концу своего пребывания у нас он пожелал преподнести моей жене необычный подарок. В лавке, где продавались минералы, он нашел фрагмент авантюрина — искусственного, стекловидного и очень красивого материала. Из этого камня он намеревался вырезать наконечники для стрел, которые она могла бы носить как украшение. На моих глазах он принялся за работу с помощью кусочка оленьего рога, и я узнал немало французских ругательств: камень никак не желал раскалываться должным образом. Тем не менее он проявил настойчивость, и теперь эти наконечники являются предметом гордости в коллекции моей супруги.

Когда он вернулся домой, то написал нам, что именно эта часть его первого визита в Америку понравилась ему больше всего, — по трем причинам. Во-первых, это было приятное пребывание. Во-вторых, Сан-Франциско чрезвычайно привлекательный для европейца город, вокруг которого в избытке представлены места с красивой природой. В-третьих, у него (Франсуа Борда — примеч. переводчика) прекрасное чувство ориентации, и океан там действительно находится на западе, там, где ему и следует находиться!

Всякий раз, когда это было возможно, он гостил у нас снова и снова. Мы всегда заранее ждали этих оказий. Мы и сами дважды приезжали к нему и его жене в гости, когда были во Франции. В первый раз мы пробыли у них довольно-таки долго, и нас принимали с потрясающим гостеприимством. Нам показали прекрасный регион, департамент Дордони — не только места археологических раскопок, относящиеся к доисторическому периоду, но все интересные места, — причем столь полным образом, что у нас сложилось впечатление, будто мы прожили там порядочное время. Второй наш визит оказался более коротким и продлился всего двое или трое суток, но нам опять показывали завораживающие вещи днем, а вечера мы проводили за душевными разговорами и, после пары-тройки стаканов вина, даже пели песни.

В промежутках между этими встречами мы обменивались многочисленными письмами, так как имели во многом схожие вкусы. Даже когда мы в чем-то не соглашались друг с другом — порой это случалось на почве политики, — наши противоречия всегда были дружескими и интересными (это вовсе не означает, что Франсуа принадлежал к типу людей спокойных и мирных. Он мог прийти в состояние внезапной ярости, когда имел на то вескую причину; и, конечно же, в прошлом он был героем Сопротивления). Каждому из нас нравились произведения другого, и мы взяли за привычку обмениваться экземплярами всего того, что издавали. Он лично перевел для журнала «Фиксион» один из моих рассказов, действие которого происходит во Франции эпохи палеолита [2] «The Long Remembering» («Далекие воспоминания», 1957). . Будучи ученым честным и справедливым, он добавил кое-какие примечания, поясняющие допущенные мною ошибки. Одно из них касалось саблезубого тигра. Он указал на то, что, хотя в Америке в тот период это животное все еще обитало, в Европе оно уже вымерло. В частной переписке он заметил мне следующее: «Мне кажется, что хищники с длинными зубами и сейчас сохраняются в Америке дольше».

Я, в свою очередь, всегда хотел перевести его научно-фантастические рассказы для англоязычной публики, которой они, несомненно, пришлись бы по вкусу. Но у меня все никак не находилось на это времени и, без сомнения, уже не найдется. Надеюсь, это сделает кто-то другой.

Он разделял мою недоверчивость по отношению к так называемому «интеллектуальному классу»: нам обоим больше нравились люди, мысли и действия которых имеют реалистическую направленность. Тем не менее нам обоим было присуще одно широко распространенное среди интеллектуалов пристрастие — к хорошей фолк-музыке и современным балладам. Я и моя жена часто слушаем полученные от него в подарок записи. Все это не подразумевает, что Франсуа так или иначе восхищался невежеством или вульгарностью. Напротив, то был один из самых образованных и гуманных людей, каких я когда-либо знал.