Сергей Плотников - Не боец

О, процесс сдвинулся с мёртвой точки — вместо гробовой тишины одобрительный гул. И немой вопрос в глазах: «А что, так можно было?!»

— Синдзи! — ого, ещё один. Имечко, конечно, как Иван в России, но всё равно. — Хочу… До вчерашнего дня хотел стать чемпионом мира по кэндо. А сейчас — даже не знаю. Гр-рёбаные сверхсилы, будто я их просил!

О, коллега по несчастью нарисовался.

— А теперь, ученики, выбираем старосту! — предложила взбодрившаяся Маринэ-сенсей. Зря она свой энтузиазм распалила — класс опять успешно морфировал в болото. Вот-вот ряска по головам прорастёт. — Да, Йоширо-кун?

— Предлагаю Зэту-сан, — внёс предложение я. Хотел прямо сказать про компьютерные мозги, неспособные в принципе ничего забыть, и тело, невосприимчивое к болезням, но в последний момент сдержался. Правду, конечно, говорить легко и приятно, но когда ей тыкают в лицо — никто не любит. — Ей куда проще будет стать всем накама, если придётся нести общественную нагрузку, помогать отстающим и планировать общеклассные мероприятия. Ну и больше видеть изнутри человеческие отношения — ведь они на втором месте после величия природы в качестве источника вдохновения поэтов!

— Сам-то понял, что завернул? — донеслось сзади.

На последнем ряду за мной сидел тот самый кендоист с суперсилами.

— Очень достойно, Йоширо-кун! Кто за его предложение? Кто… Ах, принято единогласно!

Надеюсь, я не сильно подкузьмил Зэте. Так, пора валить из этого балагана: классный час кончается, и будет ознакомление со школьными клубами [21] Клубы, кружки, если на наш лад — в японской школе обязательны для посещения. Хобби может быть любым — клубы организуют сами ученики, если находится среди всех школьников хотя бы пятёрка заинтересованных в одном и том же. Школа очень ограниченно помогает клубной деятельности, придумывать для себя занятия дети и подростки должны сами. , но это не про меня. Запишусь сразу в ОССС — альтернативы-то всё равно нет — и свободен, как ветер. До завтрашнего утра, разумеется.

Эх, давно забытое чувство — свалить из школы пораньше! Как мало, оказывается, может оказаться нужным для ощущения простого человеческого счастья. Вроде не произошло ничего, да вся бодяга растянулась всего на два с половиной часа — а как будто со всех занятий сбежал. М-да, в вузе меня так уже не радовали пропуски — скорее наоборот… А сейчас — мне просто хорош-шо! Солнышко пригревает, воздух свежий! Тума… Туман?!

В этот момент я опять шагал через частный сектор, правда, обходя узкие проходы между заборами десятой дорогой. Улицы, как и раньше в будние дни, казались вымершими — ни одного прохожего. Идеальное место, чтобы меня подловить. Словно в ответ на мои мысли заполняющую мир серость рассёк алый росчерк… рукава?

Представитель Дома Розы… Нет, скорее всё-таки представительница, если не сама матриарх в этот раз откинула капюшон. Если бы не острое чувство нереальности — я бы как минимум вздрогнул: абсолютно лишённая волос голова несколько отличалась от человеческой, особенно из-за изящных, но чересчур выдающихся вперед челюстей. Острые звериные уши на этом фоне смотрелись едва ли не самой обыденной деталью.

Что-то странное творилось с походкой женщины — ног под платьем-накидкой видно не было, но человек так не ходит. А когда она протянула в мою сторону руку, я вдруг понял: верхние конечности у кровососки в первую очередь приспособлены под полёт — складки явно колебала летательная перепонка! Что ж, такое существо действительно может спать калачиком, как настоящая летучая мышь. Что, видимо, и делала в палате интенсивной терапии…

— Ик! — а вот при виде следующего «гостя» я не смог сдержать рефлексы.

Это была… собака? На бордовой шкуре также ни единой шерстинки, а на вытянутом, хищном черепе не было предусмотрено глазных впадин. Вот тут меня и начало пробирать.

— Друг , — я не понял, это она о собаке, или мне? В любом случае, от потустороннего звучания слов меня словно к месту приморозило, а сердце вновь пропустило удар. — Метка. Знак. Защита.

Пользуясь моей неподвижностью, вампирша подхватила мою левую руку свободными от ткани тремя пальцами — и ткнула когтем другой руки в место, где был надрез. Не коснулась даже — но зажившая до практически невидимого шрама рана вновь в мгновение ока открылась. И подбежавшая «собака» сходу размылась в туманную ленту, втянулась туда, вновь, как с Мелиссой, загоняя назад выступившую кровь. Пару секунд я пялился на сложный рисунок из красных линий на своей побледневшей коже, пока тот вдруг не стянулся в одну маленькую алую точку. Малейшие следы шрама тоже пропали.