Федор Вахненко - Последний рубеж

– Да ну вас с вашими портянками… – одними губами произнес Седой. Стянув с плеч полупустой рюкзак, он выудил из поклажи чудом уцелевшую флягу с водкой. Бродяга уже хотел было отвинтить крышку, но его остановил грозный выкрик сержанта, сравнимый с раскатом грома в сухую, не предвещавшую беды погоду:

– Стоять! Это еще че такое?! Это водка?!

– Водка, – кивнул сталкер, непроизвольно вздрогнув.

– Отставить водку! – прорычал однорукий. – Сто грамм перед едой, больше – премиальные. Усек?!

– Усек, товарищ сержант, – угрюмо откликнулся скиталец, пряча флягу обратно в рюкзак.

– Граждане алкоголики и тунеядцы… – посетовал командир отряда.

Несколько секунд он провел в тишине и спокойствии, жуя губу и, очевидно, что-то обдумывая. А потом его как будто кипятком ошпарило – дернулся, спохватился и закричал:

– Шум, че со связью?

Но ответа не последовало.

– Шум? Шумейко! Куда этот урод делся?! Только что тут был!

– Да не ссы, товарищ сержант, я тут! – отозвался пулеметчик из-за дерева слева от командира. – Отлить пошел!

Покончив с малой нуждой, боец «Рубежа» показался на глаза разгневанному Дзержинскому. В течение следующих двух-трех минут однорукий высказывал подчиненному все, что о нем думал, особо не стесняясь в выражениях и буквально бомбардируя Шума четырехэтажной руганью. С честью выдержав настоящее цунами помоев, рядовой поспешно извинился за самоволку и схватился за закрепленную на разгрузке рацию.

– База, прием. База, как слышно? База, вашу ж мать?! Не, товарищ сержант. – Пулеметчик разочарованно покачал головой. – Глухо, шо в танке. Нормальную связь зажали, гондурасы… Крысы штабные.

– Сам ты крыса, – огрызнулся Дзержинский. – Командованию виднее. Так что закрой свой гребаный хлебальник – и чтоб я больше такого не слышал, усек?

– Усек, товарищ сержант… – угрюмо кивнул пулеметчик.

– Так… – протянул сержант, задумчиво почесав подбородок. – Кожевников, Караченко! Чешите сюда! Значит так, бойцы: щас берете вторую рацию – и минут пятнадцать трындуете четко вперед, ясно? Вдвоем быстрее, чем всей толпой.

– Товарищ сержант, – почесав затылок обломанными и грязными ногтями, обратился к старшему Седой. – А какая нахрен разница? Шо двое, шо пятеро. Аномалиям положить…

– Отставить, сука! – взорвался Дзержинский, просверлив нерадивого подчиненного взглядом. И в его глазах среди бушевавшего красного моря злости сталкер увидел маленькие ростки черного страха. Пространственная аномалия. Вот чего боялся однорукий рубежник. Он боялся закончить, как напарники того бродяги-каннибала. Боялся быть убитым своими же, быть съеденным на ужин. И эта боязнь толкала его на поспешные, необдуманные решения. В тот момент Седой понял: сержант Дзержинский не был прирожденным командиром. Он был человеком, пробившимся к этой должности через чужие трупы. Он умел предавать, умел сдавать товарищей командованию, возможно, умел убивать. Но он не умел сохранять хладнокровие и трезвый рассудок во что бы то ни стало. Такой командир рано или поздно загонит своих людей в могилу…

– Пошли, – бросил Карач, толкнув Седого в плечо. – Вдвоем правда быстрее.

– Да ни хрена не быстрее, – удрученно ответил тот.

Рубежник не удостоил сталкера ответом. Приняв из рук пулеметчика Шума запасную рацию, он махнул бродяге рукой.

– Рюкзаки скидывайте, – приказал Дзержинский. – Налегке пойдете. Так быстрее.

– Да не ссы, Феликс, – ухмыльнулся Карач. – Не кинем…

– Рюкзаки на землю! – прорычал сержант. Пальцы его единственной руки намертво вцепились в рукоятку АКСУ, висящего на перекинутом через шею ремне. Пулеметчик навел на Седого свой РПК-74. Даже Иванцов вмиг перестал свистеть, перехватив СВД и утопив приклад в плечо. Они оба были на стороне однорукого. Потому что тоже боялись. Боялись, что разведчики найдут выход из леса и не вернутся за ними. Боялись, что лазутчикам попадется тот самый идеальный серый шар – краеугольный камень истории о пространственной аномалии. Боялись – и потому решили оставить своих товарищей без провизии. Ведь те не смогут далеко уйти без еды и воды.

– Ладно, – выдохнул Карач, подняв руки вверх. – Порядок, мужики. Оставим рюкзаки.

Расстегнув карабин на груди, черный стянул лямки, и его поклажа шлепнулась в траву, будто мешок с картошкой. Недолго думая, Седой последовал его примеру. Другого выхода у него все равно не было – обстановка накалялась с каждой секундой и в любой момент грозила обернуться перестрелкой…