Джош Малерман: Птичий короб

– Нет, это мое, – заявляет Мэлори, цепляясь за ткань.

Сперва ничего не происходит. Потом что-то касается ее лица. Мэлори морщится, но это лишь ткань ложится на нос и виски.

«Тебе придется открыть глаза».

Верно. Голос Тома означает, что они добрались до стрелки, о которой рассказывал Рик. Голос Тома звучит как раньше, как в гостиной, где он однажды сказал:

«Может, твари не желают нам вреда. Может, их удивляет то, как они на нас действуют. Их мир и наш существуют параллельно. Так случайно вышло. Может, твари не хотят нас изводить?»

Какими бы ни были намерения тварей, сейчас одна из них рядом, а Мэлори должна открыть глаза.

Дети Мэлори подчас совершали удивительные поступки. Однажды Мальчик пролистал телефонную книгу и объявил, что дошел до сто шестой страницы. Он почти не ошибся. Сейчас Мэлори ждет от детей чего-нибудь столь же удивительного.

Слева по борту нет никакого движения. Тварь либо потеряла интерес к повязке и ретируется, либо затаилась и ждет следующего шага Мэлори.

– Мальчик? – зовет Мэлори.

Расшифровывать вопрос нельзя, но Мальчик понимает.

Он молчит, вслушивается, потом отвечает:

– Мама, она удаляется от нас.

Высоко в небе бьются птицы, из громкоговорителя льется прекрасный, умиротворяющий голос Тома, а Мэлори слышит тишину. Тишину, которую источает тварь.

Где она сейчас?

Освобожденная лодка плывет по течению. Шум воды подсказывает Мэлори, что впереди стрелка. Времени у них в обрез.

– Мальчик, ты что-нибудь еще слышишь?

Он не отвечает.

– Мальчик!

– Нет, мама, не слышу.

– Уверен? Абсолютно уверен? – с надрывом спрашивает Мэлори. Готова она или нет, момент настал.

– Да, мама, уверен. Мы снова одни.

– Куда делась тварь?

– Ушла.

– Куда?

Мальчик отвечает не сразу.

– Мама, она за нами.

– Девочка?

– Да, мама, она за нами.

Мэлори молчит.

Дети сказали, что тварь за ними.

Мэлори замечательно их вымуштровала. Это единственное, на что она может рассчитывать в этом мире.

Она доверяет детям.

Иначе никак.

Мэлори слышит голос Тома, ей кажется, он с ними в лодке.

Мэлори чувствует, что это знак. Том здесь. Том с ней. Значит, она выживет.

Она нервно сглатывает.

Смахивает с губ слезы.

Глубоко вдыхает.

Мэлори чувствует. Чувствует, как когда они открыли дверь Тому с Джулсом. Чувствует, как когда они решили прогнать Гари.

Вот она, последняя секунда предвкушения.

Решение принято. Еще секунда – и Мэлори откроет глаза.

Она поворачивается к рукавам реки и размыкает веки.

Сначала Мэлори щурится. Не от яркого солнца, а от обилия красок. Она охает и подносит руку ко рту.

В голове ни мыслей, ни тревог, ни переживаний, ни надежд. Мэлори не в силах описать увиденное.

Мир бесконечный. Многоликий. Волшебный.

«Смотри, Шеннон! То облако – вылитая Энджела Мэркл из нашего класса!»

В прежней жизни Мэлори не щурясь смотрела на краски в два раза ярче этих. Сейчас ей больно от красоты.

Она смотрела бы и смотрела. Вечно. Ну хоть еще пару секунд! Но голос Тома зовет в путь.

Как в замедленном кино, Мэлори наклоняется в сторону, откуда звучит голос Тома. Смакует каждое его слово. Он будто стоит на берегу, будто говорит, что она почти у цели. Мэлори ясно: красками ей не любоваться. Она должна снова закрыть глаза. Должна оторваться от яркого чудесного мира.

Мэлори смыкает веки.

Возвращается в привычную тьму.

Берется за весла.

Лодка приближается ко второму рукаву справа, а Мэлори кажется, она плывет по волнам лет. По волнам своих воспоминаний. Вот она в пору, когда сделала тест на беременность, когда наткнулась на труп Шеннон и прочла объявление в газете. Вот она в пору, когда приехала в дом Джорджа, когда впервые встретилась с соседями, когда согласилась впустить Олимпию. Вот она в день появления Гари. Вот она в час, когда лежала на полотенце, расстеленном на полу чердака, а Дон сдирал одеяла с окон первого этажа.

Сейчас Мэлори сильнее и храбрее. В этом мире она одна вырастила двоих детей.

Она изменилась.

Лодка качается, внезапно коснувшись берега. Значит, они вошли в рукав.

Дальше Мэлори плывет по волнам настоящего. Вот она, в одиночку растившая детей. Целых четыре года. Она воспитывала их, берегла от внешнего мира, который становился опаснее день ото дня. Вот Том, вот его идеи, его бесчисленные замыслы, которыми он надеялся вдохновить, обнадежить, убедить, что лучше противопоставить безумию свой план, чем сидеть и ждать, когда оно возьмет верх.