Кристи Голден - Охотники из тени [litres]

Он первым подумал об этом, первый ощутил это и почувствовал удивление и одобрение остальных, согласившихся с ним. Кроме того, он почувствовал и тень стыда за то, что окончательное подтверждение прощения и принятия предложили не они сами, а всего лишь терран. И вместе с тем он, Джейкоб Джефферсон Рэмзи, впервые ощутил, что его в этом сокровенном месте принимают так же тепло, как и Замару.

«Да», – сказал Ладраникс.

«Да, идем, мой брат… Мы разделим это с тобой…» – послышались мысленные голоса других.

«Это… запретная территория, – засомневался Алзадар. – Под страхом смерти Зава-тор запретил нам входить туда».

«И тебе не стало любопытно, почему так называемый „благодетель” позволил себе подобное заявление? Ты не хочешь узнать, почему он забирал некоторых из вас, и они никогда не возвращались? Или чем Зава-тор занимается? И почему он потребовал, чтобы вы убили Хранителя – гордость расы протоссов, одно из самых драгоценных наших сокровищ?» – продолжил Ладраникс.

Разумеется, Алзадару было любопытно: он был протоссом, он принадлежал к расе, которая породила Темлаа, Кхаса, Ветрааса и Адуна. Некоторое время он колебался, и Джейк чувствовал его нерешительность. А затем наконец-то бывший отступник сказал:

«Да. Я хотел бы узнать, были ли мы преданы или же о нас заботились. И если я смогу убедиться в первом, то… Я не лишен влияния среди Сотворенных, так что присоединюсь к вам и помогу убедить остальных пойти за мной. Когда-то я был тамплиером, и меня с детства учили защищать свой народ. Я молюсь, чтобы у меня появился шанс сделать это еще раз».

Он повернулся к Джейку и медленно склонил голову.

Переданная Замарой мысль предназначалась исключительно Джейку, и мысль эта была окрашена гордостью и странной тоской:

– Хорошая работа, Джейк. Хорошая работа.

Джейк в официальных одеждах стоял подле Адуна, и они говорили с Кортанулом.

– Все выполнено, – произнес Адун, – и на моем сердце лежит тяжесть от содеянного.

– Ты – тамплиер, защищающий протоссов от врага. На твоем сердце не должно быть тяжести – оно должно пылать праведным гневом. Мне показали записи, которые вы передали. Юная Рашжагал была самой настоящей угрозой. Гордыня ее предсмертных мыслей вызвала ярость во многих из нас.

– Сдержите свой гнев: она мертва и более не сможет навредить протоссам. Мы продолжаем очищение, как ты и просил. Мы передадим информацию о каждом из еретиков после того, как все они будут казнены, – сказал Джейк.

Ему не нравилось, как выглядел Адун: казалось, вершитель вот-вот потеряет самообладание.

Кортанул слегка смягчился.

– Я знаю, что это тяжело, – мягко сказал он. – Я знаю, что это кажется неправильным. Но все это ради того, чтобы сохранить Кхалу – наш способ жизни, все, что делает нас протоссами. Адун, ты должен верить в нашу мудрость. Ты действительно поступаешь правильно. Держи меня в курсе.

Экран потемнел. Адун опустил голову и закрыл глаза.

– Тебе не стоило быть столь пламенной на смертном одре, Рашжагал, – сухо сказал Джейк.

В длинных одеждах и со свободными от кристальных оков руками, Рашжагал мягкой походкой вышла из ниши, где, оставаясь незамеченной, слушала разговор.

– Прошу извинить меня, – сказала она, запрокинув голову и подняв плечи в улыбке, – но я не смогла удержаться. Кроме того, это отвлекло их. Они были очень разгневаны и поэтому не заметили, что раны, которые ты нанес мне, ненастоящие.

– И все же это рискованно, – упрекнул ее Адун. – А мы не можем позволить себе рисковать. Остальные готовы?

Рашжагал посерьезнела.

– Мы готовы, – тихо сказала она. – И среди нас нет ни одного, кто не произносил бы твое имя с гордостью, благодарностью и… Что ж, по правде говоря, с недоверием тоже.

Джейк понимал, почему. За последние несколько дней тамплиеры скрытно побывали в самых разных уголках Айура. Они искали места, куда можно безопасно переправить этих темных тамплиеров, чтобы они жили в мире до тех пор, пока Конклав не придет к образу мышления, который позволит обсудить их реинтеграцию. У тамплиеров были доверенные лица среди кхалаев – доверенные настолько, что могли взять на себя риск подобной важности. Даже Адун не знал, где окажутся темные тамплиеры, когда все закончится. Никто не знал всей картины целиком. Таким образом, оставалась надежда, что ничего не сможет выяснить и Конклав.