Мартин Аратои - Пыль чужих дорог

— Да, еще и легенда эта, — подхватил эстафету Левый.

— Пророчество? Про героя? — перебил я говорившего.

— Ты что глухой? — старческие пальцы пробарабанили по моему лбу, — я сказал — легенда.

— Так в чем разница? По мне все едино? Хрен редьки не слаще.

— Легенда, это то, что было! Старое предание, а пророчество — это сказ, о том, что должно быть и том, как это будет! Ясно тебе?

— Да, теперь ясно, спасибо! Так что за легенда?

— Да вот забыл уже, перебил старика, а память уже не та!

— Так может, кто другой помнит? — обвел я взглядом оставшихся старейшин, в надежде получить ответ.

— Да откуда нам знать, чего этот старый хрыч рассказать хотел? Их легенд знаешь, сколько бродит? Что не день, то сказка новая. Вот недавно говорили, что скоро в горы белые ходоки придут, и вот вы здесь.

— А Йорин наследство никакое не оставил? — решил я сменить тему.

— Нет, не оставил! Сказано тебе, сгинул он бесследно! А все самое ценное носил с собой. Да и что там было-то у него? Как легенды гласят — гусли, меч, щит да броня. Вот и все. Не для себя он жил, для других.

— А племена после него никто объединить не пробовал?

— Пару раз пытались, но не смогли, а потом и пробовать никто не стал, никому властью делиться не хотелось. Все уже крепко в своих кланах осели.

— Опережая твой следующий вопрос наш клан, тоже так просто под твою руку не пойдет и другие кланы потомков тоже. Это если ты рассчитывал на нашу помощь в своей войне! Рассчитывал? Так ведь?

— Да, — не считая нужным врать, согласился я, — а почему не станете?

— Больно ты гладко стелешь, как бы жестко спать не пришлось! На шарлатана похож, стариков надурить решил. Знаешь, сколько вас таких до тебя было? Думал, придешь такой, воин из себя удалой, песенки споешь, о себе расскажешь, а мы все уши развесим, ниц упадем и славу ярлу закричим? Радуйся, что голову тебе отрубить не велим. С нами женщины, дети, о них думать надо, да и мы уж стары да к власти привыкши. Что б вот так с кандачка все решать.

— Откуда мне знать, сколько претендентов было!?

— Двое! Вот как! Ты третий, стало быть.

Мда, я уж думал, скажет пара десятков. Дедки и вправду к маразму близко подобрались, но цепкости взгляда и ясности ума пока еще не отнять.

— И, стало быть, уже знаете, как в такой ситуации поступать?

— Как не знать, на то специальное уложение имеется. Самим Белым Соколом придумано, он все приговаривал, что рано или поздно отправится червей кормить, а потомков ему Ловаг так и не дал и придется всем выбирать приемника.

— Ну и что там? Не томите.

— Обожди, сначала Совет Кланов собрать надо. Торс ты разослал гонцов?

— Да, Старейшины.

— Знай же, — снова обратились они ко мне, — что кроме нашего клана есть еще четыре и руководят ими ярлы, у которых есть дети, где-то сильны традиции, а где-то нет. Никто просто так не захочет делиться властью, даже если ты все условия выполнишь. Да и дожить тебе бы до их окончания не помешает.

— Да что за условия такие!?

— Испытания. Увидишь, а сейчас, дай старикам отдохнуть. Да и тебе бы вздремнуть не мешало.

И то верно. Я ошарашенный, в компании своих воинов вышел наружу.

— Кто-нибудь что-либо понял? Нет?

Ответом мне было дружное молчание и синхронное пожимание плечами.

Оказалось, что мы пробыли в пещере практически до ночи и уставшее солнце, стремилось скрыться за белоснежной горой, чтоб немного перевести дух до восхода.

"Выход" — "Вход".

На следующий день в игре нас никто не охранял. Мы были предоставлены сами себе. Ходили по поселению, смотрели, чем живут и дышат местные обитатели, тренировались. После полудня в крепость стали прибывать гости. Кто пешком, кто верхом на невысоких лохматых лошадках. Высокие здоровяки и невысокие чернявые крепыши. Они были разные, но все в чем-то неуловимо похожи. Хищным взглядом хозяев жизни, пожалуй.

На второй день ближе к закату к нам пришел, старый знакомец, Торс и пригласил в зал совета. Мы проследовали за ним все в ту же пещеру, но в отличие от первого раза, в этот она практически вся была забита народом. Я почувствовал себе животным в зоопарке, все только и таращились на нашу компанию. Отовсюду летели всякие шуточки.

— Мелковат.

— Щупловат, жидковат.

— Да я такого на копье вертел.

И еще десятки реплик в том же духе, на которые я отвечал молчанием. Гулкий удар гонга прекратил разговоры. Я же чувствовал в душе, ту твердость, которая находится аккурат между самоуверенностью и наглостью.