Валерий Старский - Интеллектум

Больше ничего передать не удалось, а новая действительность понеслась галопом, словно вышла на финишную прямую. Огромный «Боинг» с оглушающим шумом за несколько секунд скомкался, словно сделанный из тончайшей фольги, в небольшой ровный кубик и пропал, а над каждым из находящихся на высоте десяти тысяч метров образовался прозрачный кокон. Похоже, жуть предсмертных криков и звука ломающихся костей он запомнит навсегда, и та до конца дней будет преследовать землянина в ночных кошмарах. Все коконы, кроме их с Софией, одновременно сжались до небольшого ореха, выпустив наружу лишь тонкие струйки черного дымка.

Страшная, нестерпимая перегрузка. Темнота…

***

Алексей очнулся, глаза же открывать совершенно не хотелось. Как-то даже боязно, после всего увиденного и случившегося за последнее время.

Он прислушался к себе и окружающему. Непривычно тихо, тепло и неудобно, так еще и это…

«Ведь подобного просто не должно быть от слова совсем», — с неподдельным удивлением подумал Феникс, у него даже пот на лбу выступил.

Парень лежал на чем-то прохладном и жестком в неудобной позе. Плечи и шея затекли (да и черт бы с ними!), а вот ноги не болели, совсем.

«Ха-ха, что за хрень с этими изуродованными конечностями опять приключилась?»

А оно, как назло, тревожило все больше. Он, наверное, впервые ощущал едва сдерживаемое желание размять их, потянуть мышцы. И как только подумал об этом, неистово захотелось вообще вскочить и устроить буйство.

«Э-э-э, нет-нет-нет!» — едва сдержался Алексей, памятуя давешние наставления ментора. Он осторожно и медленно передвигая руку, ущипнул себя в районе колена. И опять ошеломительное удивление.

«Хм, чувствительность-то присутствует, да еще какая! Эй, ментор, наставник или как там тебя, Джокейро, отзовись!»

А в ответ тишина. Еще раз попробовал достучаться, результат получил тот же.

«Ага, спасибо! Все понятно… И куда теперь бежать сдаваться? Нужно ведь как-то действовать».

Даже и не заметил, как непроизвольно согнул колени. Получилось это ранее невозможное движение легко, как бы само собой, и — что важно — привычной боли как не было, так и не возникло.

«О Боже!»

Хочешь не хочешь, а пришлось открывать глаза. Вначале Ал совершенно не понял, где находится, определив только лишь одно: время суток (ночь). Да еще какая: хоть глаз выколи. Вернее, мрачная, жуткая ночь. Кругом какие-то ровные нагромождения и полная звенящая тишина: ни дуновения ветерка, ни голоса птиц, ни насекомых — совсем ничего.

«Это помещение», — решил Алексей и ползком немного продвинулся вперед, даже не думая приподняться, почти сразу наткнулся на стену и обследовал ее.

«Так, пластик, с бордюром… Ну хорошо».

Отклонился вправо, решив ползти вдоль стены, — не получилось: уткнулся в выступ. Подался влево — такая же ситуация. Осторожно пошарил руками и сразу понял: это сиденье, лавка, обтянутая искусственной кожей, а нащупав чуть выше холодное стекло, окантованное резиной, понял, где находится.

«Это же вагон электрички, скорей всего загородной», — окончательно решил Алексей, найдя на ближайших лавках много вещей и длинный матерчатый сверток с шанцевым инструментом огородника, где находилась лопата и пара тяпок.

Затем, когда глаза немного попривыкли, и он перестал внутренне дергаться, удалось осмотреться более тщательно и прийти к дополнительному выводу: местонахождение его электрички — скорей всего крупный город. Кругом — визуально и частично на ощупь — обнаружилось множество всяческих сумок и рюкзаков. По всему этому представлялось: вагон был переполнен ехавшими на дачи и приусадебные участки. И по уразумению Алексея, только жители больших городов готовы на такие подвиги в выходные и, скорей всего, в ранние часы. Ему даже представлялось, как здесь сидели и даже стояли в проходах люди, разговаривали, смеялись, спорили из-за политики. А теперь из живых вокруг никого, и от этого становилось жутко страшно и одиноко. В висках гулко бухал пульс. Алексей с предосторожностями, чтобы не засветиться, достал телефон, включил: связи, как и ожидалось, не было. Выключил и, отложив в сторону, тихо прошептал:

— Прощай навсегда.

Словно бы говорил это всему прежнему миру.

Как бы ни было тошно от всего этого, нужно что-то делать.

И Ал пополз в один из концов вагона, посчитав, что там будет чуть безопасней. «Какая двойственность», — думал про себя Алексей. С одной стороны, упадническое настроение, похоже, и не собиралось его покидать, с другой — ноги в коленях непривычно гнулись и словно требовали, нагружай-нагружай, и это обстоятельство будоражило.