Александр Башибузук - По ту сторону игры [litres, залита ошибочно]

Впрочем, ломать себе голову я не стал и поспешил к темнице.

К счастью, никого кроме перепуганной челяди я не встретил, судя по всему, все наличествующие в замке латники рубились с агрессорами.

На входе в темницу охрана тоже отсутствовала, вместо них перед решеткой торчала пара надзирателей. Олаф и Гундальф соответственно.

Решение созрело мгновенно.

Я вырулил из-за угла и открыто потопал к тюремщикам. Нет, а что? Быстро справиться разом со всеми у меня все равно не получится. Если вообще получится. Парни от пятнадцатого до двадцатого уровня. А значит, придется пробовать другим путем.

Не доходя пары шагов до надзирателей, я грозно рявкнул:

– Что это за нахрен?!! Смирно!

– Ваша милость? – тюремщики было взялись за дубинки, но тут же отдернули от них руки.

– Вам известно, кто я такая? – очень надменно поинтересовался я. – В глаза смотреть, засранцы!

– Дык… – Олаф сильно смутился. – Известно же…

Гундальф вообще отчего-то покраснел.

– Если известно, тогда открывайте ворота! – решительно скомандовал я. – И живо ко мне вашего главного!

– Ваша милость? – тюремщики переглянулись. – Но… вам сюда…

– Не понял? То есть не поняла, – я надменно изогнул бровь. – Родина в опасности, а вы сиськи мнете? Или мне доложить ее высочеству, что вы плюете на ее приказы? На фронт, мать вашу! В штрафной батальон пойдете, говно ртом хлебать.

Упоминание сисек, фронта и Изабеллы помогло – Гундальф дрожащим руками принялся тыкать здоровенным ключом в замок, а мне прилетел пункт к красноречию.

Едва решетка открылась, я стремительным шагом ворвался в тюрьму и грозно заорал:

– Строиться, мать вашу! Шевелитесь, ослы беременные!

Моему персонажу явно не хватало поставленного командного голоса, поэтому вместо рева выходил скорее фальцет, но и этого хватило – тюремщики покорно выстроились вдоль стеночки. Обер-надзиратель Жиронд, тот самый, что днем проводил нам с Дудаком экскурсию, браво доложился:

– Значитца, усе построены, ваша милость. В наличии десять душ!

– Родина в опасности, бойцы! – торжественно сообщил я, прохаживаясь вдоль строя. – Какие-то еретики, душегубы и святотатцы подло напали на город. Ее высочество приказала мне передать, что надеется на вашу преданность и отвагу. Всем после боя будет пожаловано дворянство! Убитым потомственное и персональная пенсия! Гип-гип, ура!

– Ура-а-а… – кисло отозвались попкари. – Гип-гип…

– Стройся в две шеренги! В бой, марш, марш!!! Покройте себя славой или умрите!

Я приметил на поясе у Жиронда связку ключей и внес коррективу в команду:

– А ты остаешься со мной!

Главтюремщик воспрял на глазах и пинками принялся выгонять подчиненных.

– Живо, живо, засранцы! Покажите там им, как воевать надо. Шевелите батонами, оглоеды…

Дождавшись, пока они скроются за углом коридора, я покровительственно похлопал обера по плечу:

– Лично отмечу тебя перед ее высочеством!

– Служу отчизне и ее высочеству!!!

– А теперь закрывай двери! Нам предстоит еще одно дело государственной важности! – таинственно понизив голос, заявил я. – Так, молодец…

На сыпавшиеся сообщения о росте красноречия уже не обращал внимания. Потом разберусь.

– Что прикажете, ваша милость? – Жиронд почтительно поклонился.

– Туда… – я показал пальцем направление.

– Как прикажете! – обер покорно потопал рядом и опять предложил: – Э-э-э… экскурсию?

– Давай…

– А здеся содомиты, значитца… – он ткнул дубинкой в очередную камеру.

– Кто? – я невольно вытаращил на него глаза.

Пандориум был в высшей мере демократической и толерантной игрой. Гомосексуальность здесь не то что преследовалась, а даже в некоторой степени поощрялась. Гомофобов нещадно банили и всячески дискриминировали. Правда, с момента начала сумасшествия искина, то есть с того момента, когда жалобы перестали рассматриваться, градус нетерпимости опять резко скакнул вверх. Особенно в Европейском секторе. Но чтобы уже неписи сажали за такое?

– Ну, содомиты, те, кто любит в задницу… того, ваша милость… – Жиронд сплюнул на грязный пол. – Уж простите, ваша милость, из ваших они… пришлых бессмертных… Ишь чего удумали, святотатцы, в канун праздника святой Морионы, в задницы друг друга уестествлять. Жрецы храма Нравственности наткнулись в гостинице у Дафны, во время обхода. Да, да, пялили. Тьфу, какая мерзость…

– А ну покажи, – из любопытства попросил я.

– Дык, извольте, ваша милость… – обер сбросил щеколду с окошка на двери. – Вот они, извращенцы проклятущие. Мы их в одну камеру и засунули. Ужо посидят лет эдак двадцать-тридцать, заплатят штраф пару сотен тысяч и живо излечатся от заразы…