Фарход Хабибов - Дивизия особого назначения. Освободительный поход

Летчики торопят, и с самолета спускаются за Артуром еще какие-то люди. Ничего, сейчас познакомимся. Затем летчик подзывает бойцов, и все вместе начинают разгружать самолет, а член экипажа торопит, все-таки ТБ-3, один и без прикрытия, лакомая добыча для геринговских летающих шакалов, правда, ночью темной шансов у ТБ-третьего намного больше, чем днем.

Сразу после разгрузки в самолет повели предателей-генералов, затем генералов честных, и по общему решению всех освобожденных женщин-красноармейцев (а Бусинка осталась!), ну да охрану генералов-предателей составили те командиры, что присягу не предали. Четыре освобожденных нами полковника, два пехотных, один танкист и один из ВВС РККА, все вооруженные немецкими автоматами, также отправились в тыл под командой генерала Огурцова. В тылу полным ходом мобилизуют военнообязанных, и опытные кадровые командиры необходимы для командования новыми частями. Огурцов помахал рукой из открытой двери самолета, и дверь закрыли.

Наконец немного перегруженный ТБ, ревя моторами, ушел в небо, и мы поспешили на отправку. Пора, в путь, на Ржечь Посполиту!

24 июля 1941 года, где-то в Белоруссии

(у границы Польши).

В авангарде колонны движется механизированный кулак, затем пылили грузовики. Причем через каждые три автомашины идет охрана, или БА-10 (некоторые с моторами от блица), или Ганомаг (скрипя гусеницами), а то и мотоцикл с пулеметчиком наготове, это вражеская территория, и надо быть начеку. Пешая колонна, состоящая из батальона Ахундова и двух рот Иванова-Затейника, отправилась прямиком, через леса, вместе с кавалерией (им дорогу и разведует группа Мамбеткулова). Они-то в отличие от техники к шоссе не привязаны, но и вооружены только стрелковым оружием и тремя ротными минометами с двумя «Максимами» (на лошадиных вьюках).

Кстати, кавалеристы предлагали два названия: «Волчья сотня» или «Золотая сотня», оба названия напоминают что-то анархо-синдикалистское, пахнет атаманами Махно, Зеленым, Григорьевым и Марусей, потому, по совету Ильиных, назвали просто – «Отдельная партизанская сотня имени Щорса», или, коротко, ОПСиЩ. Креативная часть ЗАРовцев Гогнидзе окрестили кавалеристов «опсищуками», видимо, по аналогии с «онищуками» (так обозваны, давно причем, разведчики).

Кстати, ночью, без помпезности и словоблудия, отправили инструкторов в нашу партизанскую школу. Командиры ушли с вечера, им надо пройтись по деревням да собрать своих новобранцев. С инструкторами пошел обоз, оружие, провиант, обмундирование, правда, не очень щедро мы одарили ребят, но зато от всей души, и на первое время хватит. Пять телег, три брички и семь немецких армейских повозок (бывшие в девичестве польскими военными повозками) поехали в «учебку». Этот гужевой поезд и его охрану, взвод младшего лейтенанта Новичкова, мы оторвали от сердца, ведь на ближайший месяц они для нас исчезнут. Для секретности операции никаких связей поддерживать не будем. Когда же они нам потребуются, отправим радиограмму. Всего одно лишь слово «Итака» [147] Остров Итака, родина Одиссея. Там героя мифа ждала его жена, Пенелопа. , и ребята поймут, что пора назад.

С обозом для учебки в путь вышел обоз и для окруженцев полковника Звягинцева, с более тяжелым вооружением, мы им посылаем три ротных миномета [148] 50-мм минометы РККА. и два батальонных (немецких [149] 81-мм минометы Вермахта. ), кроме минометов окруженцы получат десять ручных и два станковых пулемета. Само собой, ко всему оружию прилагается запас боеприпасов на первое время, а там уж ребята сами. Ну, все, мы вышли в путь.

На одном «Ганомаге» едут присланные из Москвы секретники, у них какое-то специальное задание, и даже я не знаю, кто они и что у них запланировано. С самого начала на их лицах повязки, и где они уйдут от нас, неизвестно, типа, ребятки воспользовались попутной колонной.

Колонна движется на максимальной скорости, равняясь на самых нерасторопных: на Т-28 и Т-26. БТ, даже несмотря на лишнюю тонну железа на передке, все равно остается БТ (быстроходным танком), и командирам танков приходится их придерживать. Идем ночными, полными тишины дорогами, правда, как только в тишину вторгается тарахтение десятков моторов да массы гусениц танков и ганомагов, как тишина мгновенно превращается в грохот, скрежет и другой абсолютно неумиротворяющий звук. Эстетики, шуму, исторгаемому нашими моторами и гусеницами, не то чтобы не хватает, эстетикой тут и не пахнет, но есть некая иррациональная логика звука, логика войны и логика разрушения, которую мы и несем врагу.