Дарёна Хэйл - Девочка с самокатом [litres]

Впрочем, нет, хороший финал у него обязательно будет, вот только… как-нибудь без неё.

В тусклом больничном свете его ресницы отбрасывают длинные тени на бледные щёки, и отчего-то Эмбер не может не изучать эти тени. С ними Вик кажется открытым и ранимым, беспомощным и беззащитным – куда больше, чем от простого перечисления всех его травм, пришпиленного рядом на стену. Лист бумаги с диагнозами – это то, что ещё можно исправить. Дрожащие ресницы и родинка на щеке – это то, что Эмбер уже никогда не забудет.

– Мне кажется, он этого хотел бы.

– Он без сознания, – говорит Эмбер. – Он не может ничего хотеть. – На выходе слова получаются куда более жёсткими, чем звучали у неё в голове.

Она не собиралась быть такой жёсткой.

– Я оставлю ему половину своего выигрыша, – быстро, чтобы избавиться от неловкого ощущения, добавляет она. – Поняла это в ту же секунду, как осознала, что победила. В конце концов, насчёт коллектора… Это была его идея. Это он догадался. И без него бы я не дошла.

Большего она не объясняет, но Лилит вроде как понимает без слов. Она осторожно кивает. Её волосы собраны в пучок, как обычно собирала Фредди, но, в отличие от Фредди, она совсем не выглядит строгой. От Лилит веет материнским теплом, и всё, чего Эмбер хочется – тоже хоть немного согреться. Но она не подходит ближе, только обнимает себя за плечи и вздрагивает.

– Это… правильно, – тихо говорит Лилит. – Его отец…

– Я знаю.

Трудно не знать. Отец Вика явился в госпиталь несколько дней назад, и, если бы Вик находился в сознании, ему пришлось бы выслушать длинный и до обидного несправедливый монолог о том, почему такой сын не нужен ни одному уважающему себя родителю. Вот только ресницы Вика ни разу не дрогнули, и выслушивать пламенную речь пришлось всем остальным – скудному персоналу, опешившей Лилит и не удивлённой, но будто помоями облитой Эмбер, безуспешно пытавшейся слиться со стеной и как-нибудь понезаметнее улизнуть.

Сливаться с серой стеной для неё, конечно, было изначально бесполезным занятием.

Равно как и пытаться понять, чем Вик мог насолить любому «уважающему себя родителю». Ей – да, ей – понятно, тут даже долго думать не надо, но она – это она, и то это было давно, но при чём тут семья? Своего отца Вик не предавал, и не запугивал, и не смотрел на него презрительно, и, наверное, даже не игнорировал. Тогда – почему?

Ответ не заставил себя ждать.

Потому что Вик не смог. Не победил. Нет, даже не так. Потому что Вик своими руками отдал свою победу. Смалодушничал. Опозорил.

А ещё, но это Эмбер додумала уже сама, догадалась, сделала выводы – потому что Вик стал обузой. Потому что он травмирован и травмирован сильно, потому что восстанавливаться ему придётся очень и очень долго, и ещё неизвестно, сумеет ли он прийти в себя полностью. Там, в прошлом мире, в мире до Апокалипсиса, может быть, и сумел бы, а вот нынешняя медицина – совсем другой разговор, и сын в инвалидной коляске старосте их Городка совершенно не нужен. Равно как и сын с не до конца восстановившимся зрением – врачи могут и ошибаться, прогнозируя лучшее.

В любом случае Вик больше не нужен. Ведь денег-то он не заработал, не решил для отца всех проблем, и даже больше того – сам стал их верным источником.

Руки Эмбер сами по себе сжимаются в кулаки каждый раз, когда она вспоминает об этом.

Если бы отец Вика стал зомби, она переехала бы его не задумываясь.

– Точно уверена? – Лилит, словно почувствовав поднимающуюся внутри неё ярость, успокаивающе гладит Эмбер по руке.

Эмбер не дёргается. Ей отчаянно не хватает тепла.

– Насчёт денег? Конечно.

– Нет. – Лилит улыбается, но улыбка выглядит натянутой. Неестественной. Грустной. – Насчёт того, что уедешь. Оставишь его.

Это тяжело, но это совершенно необходимо. И давлением ничего не изменишь. Собственно, здесь вообще ничего ничем не изменишь, и пусть в окончательный приговор её мысли оформились только сейчас, но не то чтобы Эмбер сделала выбор и приняла решение… Она всегда это знала. Никакого другого выхода нет. Не может быть никакого решения и никакого выбора, просто потому, что её путь – единственно правильный.

– Ты хочешь меня разжалобить? – спрашивает она без агрессии, но твёрдо, как будто бы Ренли оскалил клыки, показывая, что подходить к нему ближе не стоит. – Пытаешься разбудить мою совесть?

Лилит не боится, конечно. Она смотрит Эмбер прямо в глаза (отражение в чёрных зрачках выглядит потерянным и несчастным, но вместе с тем совершенно точно живым, уверенным, не собирающимся сдаваться и отступать).