Андрей Ильин - Пропащий [СИ]

Сгорбленный человек в замасленном комбинезоне идет к нему. Шаркающая походка, торчащие в стороны клочья седых волос подсказывают, что это — старик? Нет, это наркоша со стажем! Лицо скрыто под круглыми мотоциклетными очками, нижняя часть лица прячется под грязной тряпкой, обмотанной несколько раз вокруг головы. Данила содрогнулся всем телом, от страха похолодели конечности, сердце прыгнуло и провалилось в пропасть. Грязная пятерня сжимает громадный шприц! Данила никогда в жизни не видел таких огромных. Наверно, такие предназначены для выкачивания крови. Или высасывания головного мозга. Сунет в нос и высосет! Страх сковывает мышцы и паника туманит разум, но соображать Данила не перестал. Слезы текут ручьем, вонища забивает дыхание. Урод приближается. Данила бьет обеими ногами на уровне коленей. Наркоман явно не ожидал такого финта, ноги подламываются, урод в очках падает на пол, как подкошенный. Извиваясь червяком, Данила подбирается ближе, намереваясь добить ударом в переносицу. Но неизвестный словно ванька-встанька поднимается и поспешно отступает на шаг. Шприц по прежнему держит в руке. Данила трясет головой, избавляясь от слез. Мгновенно обострившееся зрение показало, что наркоман щупл и невысок, а гигантский шприц не так уж велик. И вообще, это не шприц, а какое-то приспособление вроде как клеймо ставить. Вона, расширение на конце!

Данила грозно — как ему кажется! — мычит заклеенным ртом, пучит глаза и делает некие угрожающие движения ногами. Тоже склеенными липкой лентой. Нарик пренебрежительно машет рукой, пожимает плечами и выставляет левую руку ладонью вперед. Типа, я пришел с миром, все хорошо, люди братья. Данила мычит опять, меня тональность и продолжительность отдельных мыканий. Что в приблизительном переводе на человеческий язык означает — пошел на х…! Наркоша хмыкает, примирительно поднимает руки и делает вид, что поворачивается … неуловимо быстрым движением хватает за связанные ноги и резко поворачивает. Данила утыкается лицом в вонючий — матрас, что ли? — рука с силой давит, становится невозможно дышать. Острая боль от укола пронзает шею чуть ниже головы, сознание затуманивается. Последнее, что остается в памяти Данилы — его переворачивают лицом вверх, легкие наполняются воздухом, в поле зрения появляется закутанная тряпьем физиономия в круглых мотоциклетных очках с пучками седых волос по краям.

Первое, что ощутил Данила после пробуждения, это свобода. Руки и ноги не связаны гадкой липучкой, рот не заклеен. А еще он укрыт куском ткани и она не воняет. Сквозь опущенные веки пробивается слабый свет, легкий ветерок обдувает лицо, мягко и уютно. «Я в больнице? — подумал Данила. — Какой? И с чего вдруг я окажусь в больнице, да еще … блин, я голый!» Он вспомнил все, произошедшее с ним. И колодец, и странный пар, окутавший его с головы до ног. Сетка, в которой оказался, незнакомые люди в таких же сетках, какой-то транспортер с механическими руками. И наркоман в очках, похожий на сумасшедшего ученого. «Так, я провалился в какой-то колодец, — начал вспоминать Данила. — Воняло, искры сыпались, я отключился и у меня начались глюки. Теперь я в больнице, грязную одежду сняли, я лежу на кровати. Надо открыть глаза, осмотреться и все станет ясно».

Осторожно приоткрывает один глаз, затем второй — над ним небо! Только какое-то странное. Не голубое, слегка припорошенное облаками или затянутое тучами. Это небо имеет рыжий оттенок, будто подсвеченное гигантскими кострами. Скосив глаза Данила видит краешек солнца, высунувшийся из-за края стены — какой еще стены!? — и «краешек» этот разбрасывает языки пламени! Может, это и не солнце вовсе, а пожар? Забыв об осторожности Данила рывком садится, выставив руку для опоры, но рука проваливается и он падает на холодный каменный пол. Кусок ткани, служивший покрывалом, сваливается на голову, Данила путается в складках, нелепо размахивая руками. Жесткий камень чувствительно морозит зад, что-то мелкое и острое впивается в кожу.

Данила злобно срывает покрывало, вскакивает и … застывает с перекошенным лицом и выпученными глазами. Расстилающийся вокруг него пейзаж настолько не похож на все виденное ранее, что Данила лишается возможности мыслить и действовать. Только глаза вращаются, как у испуганного хамелеона. Он стоит на плоской крыше какого-то здания, окаймленной невысокой, чуть выше пояса, оградой, сложенной из аккуратно обтесанных прямоугольных камней. Над головой синее небо, покрытое гигантскими оранжевыми пятнами, будто краску разлили. Солнечный диск навис над горизонтом, словно жерло вулкана, изливая во все стороны потоки желтого и багрового пламени. «Такого солнца не должно быть! — мелькнула мысль у Данилы. — Это фантасмагория какая-то! Так рисовали солнце на средневековых свитках». Вокруг никого, он один стоит на чертовой крыше возле грубо сколоченной деревянной койки, застеленной шкурами. Возле ног лежит скомканное покрывало, какое-то серое и заношенное, словно старушечий платок. Данила несколько раз делает глубокий вдох-выдох, пытаясь успокоиться и сразу чувствует неприятный запах тухлого мяса.