Андрей Ильин - Пропащий [СИ]

А еще есть предположение, что наш мир есть динамическое голографическое изображение, существующее в рамках собственного резонанса объекта в диапазоне частот от 0 до 13,5 герц. И при выходе резонанса за эти пределы объект меняет внутреннюю структуру и перестает быть видимым для нашего мира. Причем размеры объекта значения не имеют. То есть это может быть судно очень внушительных размеров или пассажирский самолет Boeing 777–200 Malaysia Airlines рейса 370, на борту которого было 239 пассажиров.

Предположений множество, каждый сходит с ума по своему, психиатрические клиники не пустуют, а еще вино-водочные отделы в каждом гастрономе имеются.

Данила идет в приподнятом настроении, по жилам гуляет полстакана коньяка, одурманенный мозг генерирует мысли типа — все хорошо, жизнь удалась, я весь из себя и тому подобное. Словом, мыслит как самонадеянный болван и дурак, который уверен, что черт ему не брат, судьба не злодейка и так будет всегда. Опасное заблуждение, губившее многих и многих до него. И после него погубит многих. Но это потом. А пока жизнь прекрасна, удача так и ластится, успех ласково трется мордашкой об руку и тридцать пять лет от роду это еще не старость.

Порыв холодного ветра швыряет горсть снежинок в лицо, мороз ледяными пальцами на мгновение прищемляют щеки. Данила отворачивается, нос прячется в теплой берлоге шарфа. Счастливое бормотание прекращается, Данила ежится, плечи приподнимаются, лицо до бровей скрывается от колючего дыхания середины января. Внезапно память извлекает из каких-то совсем затхлых уголков строки забытой песни: «Как прекрасен этот мир, посмотри. Как прекрасен этот мир!»

— Так, стоп! — говорит Данила слегка заплетающимся голосом. — Что-то я распрыгался, как заяц по весне. А чем же так хорош этот мир? Первое — из рядового бакалейщика я стал синтомицином … т-пруу!… из эникейщика я стал сисадмином! И пусть теперь Ирка Дрыгина из бухгалтерии попробует бортануть меня, как прошлый раз, когда у нее счета не сошлись и она во всем обвинила меня! Типа программу не так настроил. Второе: клево отметили старый Новый Год. Не то, что новый Новый, когда упоролся, как свинья, облевал под столом туфли Наташки секретарши. Сидел, как примерный, прихлебывал шампусик и больше ни-ни. Ирка совсем по другому на меня смотрела! А какие сиськи у нее! Просто залипаешь с первого зырка, даже моргать не хочется. Офигенная телка! Ради такой можно и на тренажерах покорячиться недельку другую. Она вроде ходит в «Спортлэнд» на третьем этаже торгового центра. Завтра же пойду!

«А что же третье? — задумался Данила. — «Двушка» на третьем этаже есть, спасибо деду за Победу, завещал правнуку героя — то есть мне. С чистой совестью отдам старую хату бывшей, дети с ней остались. Ничего не болит, если не считать головы с похмелюги. Чему нужно вставать стоит, бабла хватает. Думай!» Но думать не получалось. Вернее, придумать третью причину для полного счастья Данила Уголков придумать так и не мог. Он где-то читал, что горя и радости в жизни должно быть пополам. Какой-то умник написал, Достоевский, что ли? А где писал? В смысле, в какой книге-то, у него их штук двадцать, не меньше. Мысль зацепилась за цифру, словно котенок за нитку, принялась тянуть и разматывать невидимый клубок, удивляясь и ужасаясь одновременно — как это возможно вообще, написать столько громадных книг гусиным пером? Да макать в чернильницу — тогда чернилами писали или пастой? — замучаешься, не то что буковки выводить. А ведь еще думать надо, что именно писать. Да еще без ошибок, потому что автопроверки правописания не было! Или уже была? И как меня вообще угораздило прочесть целую книгу, да еще и Достоевского! Наверно, болен был.

Обледенелый тротуар выскальзывает из-под ног, Данила нелепо машет руками, пытаясь удержаться от позорного падения. Вокруг никого, в столь поздний час, да еще и в холод собачий никому не взбредет в голову гулять. Разве что совсем влюбленным или тем же собачникам. Скользкий, как намыленная тарелка, асфальт уложен чуточку под уклон. Данила медленно скользит вниз, растопырив ноги и руки для равновесия. Каждый, кто хоть раз в жизни падал на лед, знает, как это больно. Данила бы стать на карачки да переползти на обочину, где утоптанный снег. Или сесть, но почему-то было стыдно. А изображать начинающего канатоходца не стыдно?

Данила бросает косой взгляд в направлении движения, появляется какое-то темное пятно. «Наверно, чистый асфальт! — радостно подумал Данила. — Там остановлюсь». Ему порядком надоело балансировать на растопыренных ногах и таращиться вниз, будто сторублевка с подошве прилипла. Он даже слегка отталкивается пяткой, что бы скользить быстрее.