Игорь Соловьев - Время полыни [litres]

– Наши, похоже, надолго в поселке зависли. Но у них хоть сбережения какие-то есть. А мы с тобой? Надо дела делать, иначе закиснем и по миру пойдем.

– И что ты предлагаешь?

– Продуктивно поработать на пару. Твои тридцать процентов, мои семьдесят.

– Это с чего так? – удивился Птица.

– Ну а как ты хотел? Я и места знаю, и насчет туннеля с Цербером договорюсь. Кому хабар толкнуть, опять же, в курсе. Ты подумай, хороший ведь процент предлагаю. Другой бы самое большое двадцать процентов дал. Но я тебя в деле видел, поэтому хочу, чтоб меж нами все ровно было, по справедливости.

– Ничего себе «справедливость», – усмехнулся Сергей. – Небось еще я опять вьючной лошадью буду?

– Хорошо, груз на двоих раскидаем, но увеличить процент не могу, извини.

– А вот мне кажется, что ты меня как партнера недооцениваешь, – продолжил торговаться Сокольских. – Давай так: мы пересмотрим мою долю, если в процессе рейда я докажу тебе, что ты ошибся. Ну а если ничего такого не случится, что ж, пусть будет тридцать на семьдесят.

Шмидт задумался ненадолго, а потом кивнул:

– По рукам.

Собрались быстро. Распределили между собой купленные припасы, проверили обувь, вещи. Шмидт договорился насчет транспорта. На этот раз до леспромхоза их взялся доставить водитель старенького грузовика-автокрана.

– Вещи свои сюда кидайте. – Коренастый мужик с полным ртом железных зубов открыл приваренный к раме ящик. Попинав скаты, водитель закурил папиросу и, не вынимая ее изо рта, тщательно пересчитал деньги за проезд.

Попыхивая табачным дымом, хозяин грузовика критически осмотрел своих пассажиров.

Неудовлетворенный их видом, заставил надеть засаленные оранжевые жилеты – из тех, что носят дорожные рабочие. Для полноты образа на Шмидта нахлобучили белую строительную каску, а на Сергея подшлемник сварщика.

– В кабине сидите тихо. Если патруль нас остановит, ни в коем случае рот не разевайте, говорить буду я. Это ясно?

Напарники кивнули и полезли в кабину.

Ехали долго. Накрапывающий с утра дождь превратился в ливень. Он быстро размыл глинистую, разбитую грузовиками и тяжелой техникой колею.

Старичок ЗИЛ громко завывал мотором и, словно катер на волнах, переваливался с боку на бок в глянцево блестевшей грязи.

Перед заливаемым дождем стеклом, подобно пулеметным сошкам, торчала рама крепления крановой стрелы. За ней, мечтая вырваться из своего плена, то и дело мелькал закрепленный трос с крюком.

Водитель отрешенно молчал, казалось, позабыв и о своих пассажирах, и о цели поездки, и о бушевавшей за стеклом непогоде. Изредка он доставал бутылку темного стекла и делал несколько глотков. После этого в кабине к запаху дешевого табака примешивался едва уловимый запах алкоголя.

Постепенно дождь закончился. Стало хорошо видно лес, черневший на фоне светло-серого неба, неубранное поле с овсом и редкую цепочку телеграфных столбов без проводов.

Через полчаса впереди предупреждающе вспыхнули фары и матово блеснула броня. Водитель ругнулся и сбросил скорость.

На дороге стоял бронетранспортер с надписью «Зона» по борту. С брони попрыгала группа бойцов-автоматчиков, возглавляемых командиром в звании прапорщика.

Поднимая полы надетой поверх формы плащ-палатки, прапорщик осторожно выбирал, куда поставить ногу. Казенные сапоги по край голенища утопали в глинистой каше. Пока он добрался до кабины грузовика, на его ногах собрался изрядный пласт жирной грязи.

Солдаты бегло осмотрели машину, поднялись на платформу, заглянули в кабину крана и расположились рядом с командиром, держа автоматы на изготовку.

Прапорщик бегло изучил путевой лист и вскинул глаза на шофера.

– У тебя какая конечная точка маршрута? Вы что тут вообще делаете?

Хмуро уставившись на него, водитель с вызовом заявил:

– В леспромхоз еду.

Прапор начал заводиться:

– Да? А вы не охренели ли часом? Вам для чего выдают путевые листы строгой отчетности? Чтобы вы забили на маршрут и шкандыбали по окрестностям, халтуря днями напролет?

– А ты чего так жопу рвешь за социалистическую собственность? Или хочешь, чтобы я тебе на карман «оттаксовал»? Ну так хрен тебе. И не надо в меня так люто глазками стрелять, я тебя не боюсь. Хочешь меня с рейса снять? Валяй. Только своему командиру, майору Головко, ты сам будешь по вечерам бревна для бани разгружать. Умеешь на кране работать?

При упоминании непосредственного начальства и его взаимоотношений с шабашниками прапор как-то сразу приуныл. Но и отступить, вот так, сразу, не мог. Гордость не позволяла. Поэтому, учуяв что-то, он шумно втянул носом воздух и с подозрением спросил шофера: