Игорь Соловьев - Время полыни [litres]

Одновременно с тем, как росло и менялось небо, рокотавший гул становился все громче. В комнате начали мелко вибрировать уцелевшие стекла.

– Посмотри. – Птица нервно дернул напарника за рукав. – Мне кажется или вся эта жуть действительно движется в нашу сторону?

Стена тяжелых скрученных облаков, непрерывно мерцавшая вспышками молний, быстро приближалась.

– Я думаю, это, короче… валить нам надо! – с трудом выталкивая слова непослушным языком, произнес Шмидт. – Не выдержит этот сарай такой силищи.

– Есть варианты? – Птица быстро обежал взором территорию МТС. – Тут же нет ни хрена – ни бомбоубежища, ни подвала даже.

– Так, так, так, – лихорадочно стал что-то перебирать в уме Шмидт. – Нам бы сейчас хоть в какую-нибудь щель забиться.

Гул превратился в нараставший грохот, стекла в рамах тонко забренчали.

Серега хлопнул себя по лбу, что-то вспомнив:

– А ну давай за мной! Есть одна идея. Бог даст, выгорит!

Похватав вещи, они спешно бросились к лестнице.

В опустевшей комнате с мелко подрагивавшей полки скатилась пожелтевшая керамическая кружка: почти стертый золотой ободок, рисунок древнерусской ладьи с поднятым парусом и надпись «Кострома». Упав на пол, кружка разбилась вдребезги.

Расшифровка переговоров экипажа самолета А320 и авиадиспетчера.

Пилот: Говорит борт 2303, на связи капитан воздушного судна.

Диспетчер: Что у вас происходит?

Пилот: Проходим воздушную трассу в районе Чернобыля. Сильная болтанка. Наблюдаю стремительно нарастающий атмосферный фронт.

Диспетчер: Принято. Да, вижу, с метеостанций начали поступать данные. Переходите к маневру уклонения.

Пилот: Проклятье! Фронт катится слишком быстро! Святые угодники, я никогда такого не видел!

Диспетчер: Что у вас там происходит? Как слышите меня?

Пилот: Приборы сходят с ума. Они показывают, что мы стремительно падаем. Но визуально высота прежняя. А вот то, что сейчас несется нам навстречу, выглядит как разверзнувшиеся врата ада. У меня на борту 223 пассажира и семь членов экипажа. Надеюсь на вас.

Диспетчер: Немедленно переходите к маневру уклонения!

Пилот: Пытаемся выжать из машины все возможное.

Диспетчер: Вы пропадаете с радаров! Борт 2303, вы слышите меня?

Пилот: Этот фронт расползается по всему видимому пространству. Пытаюсь маневрировать. Помпаж. Сильный крен влево…

Автоинформатор: Terrain ahead! Terrain ahead! PULL UP! Terrain ahead!

Пилот: О Господи, нет-нет-нет…

Потолок подвала выносного исследовательского поста немилосердно трясло. С металлических швеллеров, служивших перекрытиями, тонкой струйкой сыпался песок. Даже сквозь плотно прикрытый люк был слышен тяжелый рокочущий грохот.

На улице бушевал шторм. С неба на землю словно беспрерывно обрушивалась гигантская кувалда. После каждого ее удара подвал вздрагивал, как живой, а лампа под потолком мигала и раскачивалась.

Люди сидели на пыльных ящиках и закрывали головы руками. Казалось, еще чуть-чуть, и перекрытия не выдержат доверенной им ноши, лопнут, и все содержимое дома обрушится на головы ученых.

Птица выплюнул землю из рта и ошалело помотал головой. Он не помнил, когда и зачем снял противогаз, но сейчас в волосах, носу и ушах было полно песка и глины.

В последний момент они со Шмидтом успели заскочить в ремонтный цех. Уже сидя в смотровой яме и сдвигая над головой жестяные листы, напарники сквозь дыры в крыше увидели, как небо озарилось нестерпимой вспышкой. Желтое зарево превратилось в обжигающий белый свет, затапливающий собой все обозримое пространство.

Рев и грохот вытеснили все прочие звуки. Шмидт что-то орал, но Сергей уже его не слышал. Лишь когда тот натянул противогаз, Сокольских догадался сделать то же самое.

А над головой уже рвались и гнулись листы жести, принимая на себя бетонные обломки опорных колонн. Последнее, что видел Сергей сквозь защитное стекло, это как начинают сходиться друг с другом стены их траншеи, осыпаясь кафельной плиткой.

Засыпало их капитально. Сначала Птице самому пришлось долго выбираться из плотной мешанины земли и кирпичного мусора. А потом откапывать Шмидта.

К счастью, и напарник, и сам Сергей отделались только ссадинами и ушибами. Едва товарищ пришел в себя, Птица дал ему воды. Собственная фляжка рыжего сталкера осталась где-то под завалом.

– Ух, хорошо, – сказал Шмидт, вдоволь напившись.