Алексей Калинин - Ведарь

С легким стоном я поднялся и вышел на кухню. На меня оглянулись тетя с Иванычем. На столе потемнели колбасные кружки и в кружках не дымился коричневый чай.

Два воина с разных фронтов. Временно объединились для сражения с третьим врагом. Они до утра просидели на кухне — постаревшая тётя и оплывший Иваныч. Тяжеловато им далась эта ночь — о многом пришлось переговорить.

— На, читай! — тётя протянула знакомый блокнот. Тот самый, что всегда являлся неотъемлемой частью Голубева. А Голубева ли?

Отголоском далекого эха раздалось: «Спасибо, сын!» Я перевернул жесткую корочку блокнота.

Отметки о появлении в техникуме, расписание лекций, выходы и заходы в общагу — отец за мной следил! Да ещё как следил, чуть ли не над ухом дышал, и в тетради не заглядывал.

За заметками пошел убористый почерк, временами попадались капли, то ли дождя, то ли слез. В разных местах нервно зачеркнуто и исправлено. Я вчитался:

«Здравствуй, Саша!

Я не знаю — буду ли жив, когда ты прочитаешь записи, поэтому хочу довериться бумаге, если не успею объяснить всё лично. Бумаге легче всё рассказать, чем под твоим взглядом.

Я очень рад, что у меня вырос такой хороший сын! Прости, что меня не было рядом при твоём взрослении, и я не смог увидеть ни первого сентября, ни поступления в техникум. Не видел окончания школы и не бранил за первые опыты с сигаретой. Я очень виноват перед тобой. Очень! Прости, если сможешь.

Прости за сумбур в написании: так мало времени, а мне так тяжело сосредоточиться и с чего-либо начать.

Когда похитили тётю Машу, я места себе не находил. Полтора года провёл в поисках. Потом почувствовал её зов и кинулся за ней. Ты только-только начал ходить и разговаривать. Такой смешной карапуз был! Всюду лез и всё спрашивал. Мы с Ольгой не могли на тебя нарадоваться.

Тётю я нашел в Сибири, она вырвалась из лап нашего общего врага. Я не смог удержаться, мне всё равно, кто её обидел — я бросился мстить за родного человека.

Я выследил врага, до сих пор не могу понять, как у меня это получилось, но я убил Волчьего пастыря. Но не смог убить то маленькое существо, что вылезло из землянки.

Когда она выползла на свет, я вспомнил о тебе. Вы почти погодки и эта девочка одна, среди тайги. Когда я взял её на руки, то думал, что это обед пастыря. Но когда она впилась в мою руку маленькими зубками, то разом всё рухнуло. Всё, что было самое дорогое и самое любимое — всё в один миг прекратило своё существование. Я стал оборотнем.

Я знал, что должен умереть, но не смог. У меня были вы, у берендеев при смерти находилась тётя. И я решил, что когда верну тётю назад, то потом наложу на себя руки.

Девочка осталась у трупа пастыря, когда я услышал приближающихся волколаков. Они прошли за мной до самого дома берендеев. Мы с тетей многих тогда положили, и вернулись обратно.

Я опять не смог убить себя.

Мы удалились от тёти — я нашел повод поругаться, чтобы она ничего не заподозрила.

Стоило посмотреть в твои глазёнки, на Ольгу и я думал, что справлюсь. Но нет, „командировки“ участились, и я часто засыпал и просыпался в другом месте, порой с окровавленными губами. Я не мог больше находиться рядом с вами, но старался оттянуть расставание.

В то злополучное утро два перевертня настигли нас. Я положил обоих, но не смог справиться со своей второй натурой.

Прости меня, сын!

Я убил Ольгу…

Убил бы и тебя, но внутри всё воспротивилось этому. Я до неузнаваемости изуродовал лицо одного из перевертней, одел в свою одежду и положил рядом с Ольгой.

Ты был ещё так мал, и сердце разрывалось, когда оставлял тебя на дороге. Потом я бежал. Долго. Падал, вставал, и опять бежал. Знал, что на Земле не должно жить такое чудовище, но не мог убить себя. Я трус! Но рука не поднималась сделать это.

Очнулся среди перевертней. Возле той самой маленькой девочки. Старшие оборотни поняли, кто я. Хотели воскресить своего предводителя. Но без последней крови они не смогли этого сделать.

Я убедил их, что не знаю, куда ты подевался, и куда тебя спрятали ведари. И на меня наложили зарок стать отцом и телохранителем для дочки пастыря. Пока не найдется способ воскресить её отца. Клин клином заменили.

С каждым годом хозяйка набиралась сил, оборотни обучали её старым приемам зова и охоты. Её растили в ненависти к тебе, как к единственному препятствию на пути к отцу. Я защищал её от всех невзгод. Она заменила мне тебя, Саша.

А она меня только использовала. Она думает лишь о воскрешении отца. И я не мог противиться её желанию, когда она захотела тебя найти.