Сергей Антонов - Метро 2033 - Высшая сила

Дружный ураганный огонь заставил чудиков отступать. Корнилов, Вездеход, Леха и Громов свинцом расширяли пробитую Гришей брешь, а Томский тем временем размозжил голову психа, сидевшего на Григории, и склонился над другом.

– Гришка, ты как?!

– Лучше, – прошептал Гриша, едва шевеля губами. – Лучше, потому что умираю. Для, меня, Толян, воля и смерть – одно и то же. Только так я смогу освободиться от мерзости, которой напичкали мою голову. Уже освободился, потому что… потому… потому…

Говорить Гриша больше не мог, но перед тем, как умереть, успел улыбнуться. Это была улыбка свободного человека, вернувшегося наконец домой после долгого странствия по чужбине.

Томский провел ладонью по лицу друга, закрывая ему глаза. Гриша был последним из тех, кто знал его юношей. Полные надежд и планов. Смелые и бесшабашные. Уверенные в своих силах и собственной правоте. Такими они были. С той поры прошло около года, а казалось, что веселую жизнь на Войковской и нынешнего Томского разделяет целое столетие. Откуда взялось это чувство? Слишком много смертей ему довелось видеть. Поэтому любой из дней вроде сегодняшнего можно было смело считать годом.

Толик встал. Перед тем как натянуть принесенный Вездеходом противогаз, вытер катившиеся по щекам слезы.

Продолжали плеваться пулями автоматы, но бой уже превратился в бойню. Психи в беспорядке отступали, оставляя позади себя трупы товарищей.

– Гляди-ка, Толян, а что это они там?

Томский посмотрел в направлении, указанном Носовым. Там действительно происходило что-то не совсем понятное. И не типичное для кремлевских чудиков. С десяток их, отступая, прикрывали собой долговязого человека в черном костюме и белой сорочке. Судя по неуверенной походке и тому, что двое вели его под руки, «белый воротничок» был слепым, а по тому, с каким раболепием относились к нему чудики, именно он возглавлял эту братию.

Группа скрылась за деревьями, но сюрпризы на этом не закончились. Со стороны Кремлевского дворца, не пытаясь прятаться, шел человек в одежде сталкера. Поняв, что его заметили, он приветственно вскинул руку.

– Не стреляйте! Я – Добровольский!

Томский просто окаменел от такой наглости. Главный виновник всех бед, свалившихся на них в последние пару суток, заявился как ни в чем не бывало и просил не стрелять в него! Ах ты, сукин сын!

Толик вскинул «калаш».

– Вот ты-то мне и нужен!

– Не надо, – попросил Данила. – Если он пришел сам, думаю, его стоит выслушать.

– Хорошо, выслушаем, – процедил Анатолий сквозь зубы. – Но морду я ему обязательно набью.

– Лицо, товарищ Томский, лицо. – Добровольский, продемонстрировав отличный слух, приблизился. – Что за грубости? Чем я заслужил вашу немилость? Может, хватит и того, что вы едва не укокошили меня случайной пулей? Давайте пока не будем никого расстреливать.

– Он еще и шутит! Ну не сука же?!

– Знаешь, Макс, я тоже не в восторге от твоего поведения, – выступил вперед Вездеход. – Сначала отправил нас в эту командировочку, а вслед послал целую банду головорезов, чтобы разделать нас под орех. Не понимаю.

– Ну-ну, Коля. Не дергайся. Я все объясню. Только в более спокойной обстановке.

– Нет! Прямо здесь и прямо сейчас, – отрезал Томский.

– Хорошо, – пожал плечами Добровольский. – Раз уж вам так не терпится. В двух словах: отправлял вас сюда не я, а остановить решил потому, что от этой Конституции простым людям будет только хуже.

– Как, впрочем, и всегда, – хмыкнул Корнилов. – Не было никакого толка от этих Конституций.

– Интересная позиция, – язвительно, в тон Юрию, заметил Анатолий. – И убивать нас Бурому тоже никто не приказывал?

– Представь себе, – Добровольский повысил голос, начиная терять терпение. – Вас должны были лишь задержать. Так будем обсуждать все без нервов и в более спокойном месте?

– А здесь разве бывают спокойные места?

– Я одно знаю, – вздохнул Макс. – Ни единой живой души.

Свет положенных на пол фонариков играл на голубом кафеле. Белые писсуары. Синие дверцы туалетных кабинок. Ряд мутных зеркал над раковинами. После того, что увидел Томский в главном зале Кремлевского дворца, обычный туалет, где было решено разместиться на привал, казался сущим раем. Он, как ни странно, сохранился в первозданном виде. От других помещений туалет отделяли две достаточно герметичные двери, которые позволили всем снять противогазы, не подвергаясь риску вдыхать трупные запахи.