Дара выскользнула из его рук, откинула простыню и одним грациозным движением оседлала партнера, представ во всей красе. Улей, по какой-то одной ему ведомой прихоти, не только молодил женское тело, но и старательно приближал к идеалу. Женская красота становилась ослепительной, рождающей поэтические порывы и животные инстинкты. Такому образу хотелось поклоняться и тут же хватать, стискивая в ладонях, сжимая в перехватывающих дыхание объятиях.
Наслаждение постепенно охватывало все тело, заставляло вибрировать каждую клетку. Это было не острое удовольствие от первой страсти, не жадная эгоистичная звериная радость обладания, а чувство полного единения, и телесного, и эмоционального. Два тела, бьющиеся в одном ритме, сливающиеся в гудящих от напряжения порывах, дышащие и живущие только вместе. Те ощущения, которые можно испытать только с любимой девушкой. То самое, из-за чего секс называют любовью.
Дара двигалась на Тарче как спустившаяся с небес богиня, разгоряченная, влажная от пота и напряжения, в ореоле взлохмаченных волос. Она тихо стонала, поджимая и кусая губы. Глаза закрылись, а тело словно жило отдельно от сознания, самостоятельно выбирая ритм и амплитуду.
Накатывающее волнами блаженство полностью захватило Тарча, заставило задрожать и изогнуться. Стараясь уловить момент, когда Дара начнет ловить финальные аккорды играющей в ее теле симфонии, он закрыл глаза и почувствовал, что больше не контролирует собственное сознание. Тарча захлестнуло неудержимым штормом охватившего каждую клетку удовольствия и на пике наслаждения вышвырнуло в темноту знакомого с момента первой активации дара личного маленького кусочка космоса.
Барахтаясь как котенок, Тарч попытался вернуться в обычное состояние, но мрак вокруг не послушался мысленного приказа, а внезапно взорвавшаяся в голове боль лишила сознания.
Выкарабкавшись из вязкого, словно клейстер, забытья, Тарч протер глаза, и понял, что лежит на кровати один. С трудом поднявшись, на негнущихся ногах, вышел из комнаты в коридор и прислушался. Из общего номера доносился женский плач и приглушенный говор.
Борясь с чувством тревоги, Тарч открыл дверь и вошел. В углу комнаты, съежившись на краю дивана, сидела заплаканная Дара. На вошедшего Тарча она даже не подняла глаз, только спрятала лицо глубже в ладонях. Девушку, тоже с трудом сдерживая слезы, успокаивала Ветка. Она обнимала подругу, что-то шептала ей на ухо и поглаживала по спине. За столом, прямо напротив двери, сидел Кумник. Тарч впервые видел его таким. Командир, опустив посеревшее лицо, не шевелился. Его глаз не было видно, но можно было догадаться, что они сейчас выражали. Злость, ненависть и бессилие. Вот только злость и ненависть к кому? К бойцу с взбунтовавшимся даром? Или к самому себе?
Тарч сделал пару шагов, застыл, попытался что-то сказать, но его прервал жесткий толчок в плечо. Вошедший в номер Скала прошел мимо Тарча, даже не стараясь избежать столкновения, и, не приветствуя и не оглядываясь, подошел к столу. Он сложил на столешницу принесенные пистолет, автомат, десяток коробок патронов и небольшой рюкзак.
Кумник поднял голову и грубым хриплым голосом, произнес:
– Дара попросила тебя не убивать. Только поэтому ты сейчас жив. Выметайся отсюда. Через три часа я объявлю охоту на тебя и награду за твою голову. Достаточную, чтобы за тобой начали охоту половина здешних рейдеров.
Командир повернулся к Скале и приказал:
– Выведи из стаба. Расскажи в двух словах, что в окрестностях. И убедись, что он ушел.
Скала кивнул в сторону оружия. Тарч подошел к столу, сгреб все в руки, не разбираясь и не стараясь взять удобнее, развернулся и молча вышел из номера. Он не стал оглядываться и что-то говорить, обращаться к Даре или всему отряду. Только на выходе из гостиницы, когда автомат пришлось повесить на плечо, а пистолет сунуть под ремень, спросил у сопровождавшего его Скалы:
– Я… только Дару? Или еще кого-то?
Скала снова грубо ткнул его в плечо ладонью, толкая вперед, некоторое время молчал, идя сзади, и только через некоторое время ответил:
– Только ее.
До выхода из поселка было всего пара сотен шагов и Тарч даже не успел осознать, что это его последние минуты в Орлином. И последний раз, когда он видел хоть кого-то из отряда. Ощущения несправедливости не было. Он опасен. И избежал смерти только по странному желанию Дары. Но осознание этого не избавляло от щемящего чувства неизбежности.
Читать дальше