Теодор Драйзер - Избранные произведения в одном томе

— Так, так, — задумчиво промолвил он и, придержав одну из хороших карт, дал Керри возможность получить лишнюю взятку. — Я бы сказал, что недурно сыграно для начинающей! — добавил он.

Керри весело хохотала, забирая взятки. Казалось, помощь Герствуда делала ее непобедимой.

А тот лишь изредка смотрел на нее. И когда смотрел, взгляд его светился мягким светом. В нем не отражалось ничего, кроме задушевного и доброго товарищеского отношения. Он далеко запрятал хитрое и жестокое выражение своих глаз, и во взгляде его было лишь самое невинное восхищение. Керри была вправе думать, что ее общество доставляет ему удовольствие. Она чувствовала, что кажется ему привлекательной.

— Это несправедливо так играть и совсем даром, — сказал Герствуд и, запустив руку в маленький карманчик жилета, где лежал кошелек для мелочи, добавил: — Давайте играть по десяти центов.

— Ладно, — согласился Друэ и полез в карман за деньгами.

Но Герствуд опередил его. В руках у него оказалась горсть новеньких десятицентовиков.

— Пожалуйста! — сказал он, снабжая каждого из партнеров маленькой стопкой монет.

— О, сейчас начнется азартная игра! — с улыбкой сказала Керри. — Это очень дурно!

— Ничего подобного, — возразил Друэ. — Это просто забава. Если ты не будешь делать большие ставки, то попадешь прямо в рай.

— Не морализируйте, — ласково сказал Герствуд, обращаясь к Керри, — пока не увидите, что будет дальше.

Друэ улыбнулся.

— Если выигрыш достанется вашему мужу, — продолжал Герствуд, — он объяснит вам, как это дурно.

Друэ громко расхохотался.

Голос Герствуда звучал так располагающе, а его обаяние было так ощутимо, что и Керри тоже не могла не засмеяться.

— Когда вы уезжаете? — спросил Герствуд приятеля.

— В среду, — ответил Друэ.

— Не легко вам, должно быть, приходится с мужем, который вечно в бегах, — сказал Герствуд, глядя на Керри.

— На этот раз мы поедем вместе, — заметил Друэ.

— До отъезда вы непременно должны пойти со мной в театр, — сказал Герствуд.

— Отлично, — согласился Друэ. — Как ты думаешь, Керри?

— Я бы охотно пошла, — ответила она.

Герствуд сделал все, что мог, чтобы дать Керри выиграть. Он радовался ее успехам, подсчитывал ее выигрыши, наконец, собрал деньги и положил ей в руку.

Когда игра кончилась, Керри накрыла стол и подала легкую закуску с вином, которое принес с собой Герствуд, а после ужина он все с тем же тактом не стал засиживаться.

— Помните, — сказал он при прощании, обращаясь сперва к Керри, а затем переводя взгляд на Друэ, — что вы должны быть готовы к половине восьмого. Я заеду за вами.

Друэ и Керри проводили гостя до дверей. На улице мягко светились красные фонари поджидавшего его кэба.

— Вот что: когда вы уедете и ваша супруга останется одна, — сказал Герствуд тоном доброго приятеля, — вы должны разрешить мне немного развлечь ее, чтобы она не слишком тосковала в ваше отсутствие.

— О, конечно! — сказал Друэ, чрезвычайно польщенный вниманием Герствуда.

— Вы очень добры, — прибавила со своей стороны Керри.

— Нисколько, — сказал Герствуд. — Ваш муж на моем месте, несомненно, сделал бы то же самое.

Он улыбнулся и стал спускаться со ступенек.

Гость произвел на Керри сильное впечатление; она никогда еще не сталкивалась с таким обаятельным человеком.

Что касается Друэ, то и он был очень доволен.

— Удивительно милый человек! — сказал он, когда они вернулись в свою уютную гостиную. — И к тому же хороший друг.

— Видимо, да, — согласилась Керри.

Керри быстро знакомилась с жизнью, вернее, с внешними ее формами. Видя какую-нибудь вещь, Керри тотчас спрашивала себя, пойдет ли ей это. Да будет известно, что подобный метод мышления не является признаком мудрости или утонченности чувств. Красивый наряд всегда был для Керри чем-то весьма убедительным — он говорил в свою пользу мягко и вкрадчиво, как иезуит. И желание обладать им заставляло Керри охотно прислушиваться, когда какой-нибудь наряд взывал к ней. Голос так называемого Неодушевленного! Кто сумеет перевести на наш язык красноречие драгоценных камней?

«Дорогая моя, — говорил кружевной воротничок, приобретенный ею у Партриджа, — полюбуйся только, до чего я тебе к лицу! Ни в коем случае не отказывайся от меня!»

«Ах, какие прелестные ножки! — говорила кожа мягких новых туфель. — Как красиво я их облегаю! Какая жалость, если им будет недоставать меня!»