Василий Криптонов - Гром гремит дважды [СИ]

Звук, который ни с чем не спутаю — звук удара. Вскрик Шан.

И мерзкий голос:

— Добавить?

Быстрый перестук подошв.

Шан убежала. Ниу осталась одна.

— Что вам нужно?

Она сумела взять себя в руки. Куда только подевалась весёлая, наивная Ниу? В голосе слышалась с трудом сдерживаемая ярость.

— А ты ещё не поняла? — загоготал Джиан.

— Вероятно, к ней не каждый вечер заходят сразу пять парней, — это Бохай. — Ошалела от счастья, вот и не понимает… Лиу, Бэй! Держите её.

— Рот заткните, — деловито добавил Джиан, — чтобы не пищала.

— И не кусалась, — ухмыльнулся чей-то незнакомый голос.

— Вы… Что вы… Да Лей вас…

Дальше Ниу не позволили говорить, до меня доносилось только яростное мычание.

— Ле-ей, — издевательски протянул Джиан. — Ну вот, и говорить ничего не пришлось. Надеюсь, сумеешь объяснить своему Лею, кто в этой школе главный. Запоминай! Сейчас мы всё очень понятно объясним. Первым будет Бохай.

— Лягается, сучка, — пожаловался всё тот же незнакомый голос.

— А ты держи крепче! И приготовь девочку. Задери на ней одёжки.

У меня потемнело в глазах.

До свободы оставался один шаг.

Мне нужно было всего лишь заткнуть уши. И представить, что я — не здесь, а где-то далеко отсюда.

Физически, если не брать в расчёт психику, групповое изнасилование — не такая уж страшная штука. Даже для девственницы. День, максимум два — очухается и заживёт дальше. Если, конечно, у борцов сейчас не включится фантазия.

А меня отделяет от свободы единственный шаг.

Шужуань. Там всё началось.

Я стиснул кулаки.

Ниу сдавленно вскрикнула.

Да чтоб тебя черти сожрали!

В следующую секунду я распрямился и откинул спиной крышку контейнера.

— Полиция, никому не двигаться!

Заорал я точно не своим голосом. И пятеро ублюдков в разноцветных ифу замерли, уставились на меня широко раскрытыми глазами. Слово «полиция» для бывших уличных беспризорников явно не было пустым звуком.

Я выпрыгнул из контейнера. Ещё раньше, чем ноги коснулись твёрдой поверхности, взгляды борцов изменились. Кто-то что-то сказал…

Не помню, что я делал.

Не помню, кого ударил первым.

Всё, что помню — светлая кожа Ниу на фоне чёрной, разлохмаченной одежды.

Не помню, откуда появилась подмога — в момент, когда я уже задыхался в чьём-то захвате, с заломленными за спину руками, и понимал, что жить мне осталось — пара случайных вздохов, не больше.

В лечебницу меня тащили в полубессознательном состоянии. Я почти не чувствовал своего лица. Но чувствовал, что из угла разбитых губ капает кровь, и просил не ставить мне обезболивающее.

Мне нельзя. Я знаю, что мне нельзя! Доктор запретил, у меня и справка есть. Я покажу. Потом…

— Надо же, какие дурни бывают, — прошуршало у меня над головой справа.

Меня волокли за руки, спиной и сломанной правой ногой по песку. Спина старательно пересчитывала каждую песчинку. Нога устала орать от боли, и больше я её не чувствовал.

— Думает, что на такой шлак, как он, будут обезболивающее переводить.

— Новенький, — солидно пропыхтели слева. — Новенькие и не такое несут. Вот, помню, года три назад был один…

Историю я не дослушал. Ко мне подступал жёлтый дракон.

Перед тем, как зубы-иглы сомкнулись на сломанной ноге, мне показалось, что вижу его улыбку.

— Лей, подожди, давай вызовем подкрепление!

Не хочу я ждать. Я годами гонялся за этим дьяволом, и каждый раз — каждый чёртов раз! — он ускользал у меня из-под носа. Потратить сейчас десять минут — и опять остаться ни с чем?

Я молча пошёл к зданию. Заброшенное аварийное здание торгового центра уже было старым, когда я был ребёнком. На моих глазах оттуда исчезли один за другим все мои соотечественники, многочисленные этажи заполнили бешено гомонящие, неотличимые друг от друга китайцы. К тому времени, как я поступил на службу, в городе их было столько, что в каждой паре патрульных присутствовал один, знающий их язык хотя бы на уровне «моя твоя понимай, документы показать».

Этот район жил и процветал благодаря торговому центру. Когда очередная комиссия побоялась брать очередную взятку, потому что трещины по фасаду были видны невооружённым взглядом, центр опустел, а вместе с ним как будто увял и умер весь район. Превратился в трущобы.

Над входом сохранилась некогда красная, но теперь выцветшая до серости вывеска с иероглифами, зазывающими покупателей набить пакеты дешёвыми товарами.