Евгений Юллем - Навь. Книга 5

Я спустился за Биллом в подвал.

— Ну, смотри.

Вот тут уже отвисшая челюсть отбила мозги мне. Тут вооружения хватило бы на пехотный взвод — винтовки, простые и автоматические, автоматы, и как вершина развития — самый настоящий немецкий МГ-42, стоящий на сошках на ящике как хищное насекомое вроде богомола.

— Выбирай.

Ну тут уже пора включать мозги. С пулеметом ходить — глупо, с винтовкой — я не такой уж и стрелок-снайпер. Рука сама сомкнулась на цевье «АТ-78» под одобрительное хмыканье Билла, старая привычная модель.

— Хорошая пушка, русская. Дело имел?

Вместо ответа я быстро, отработанными движениями разобрал и собрал автомат на скорость, заставив уже удивиться Билла.

— Автоматическая? — я посмотрел на переводчик огня. — Вроде как запрещено его продавать.

— Автоматическая. Запрещено продавать, но не запрещено хранить, если купил до запрета. И перепродавать тоже.

— Ну и хорошо, — я спустил курок вхолостую.

— Ну раз выбрал, пойдем на стрельбище. Посмотрим, как ты стреляешь…

Катори снился странный сон. Будто что-то черное, бесформенное и угрожающее пришло за ним.

— Кто ты?

— Я — сила, — медленно заколыхалось бесформенное черное облако.

— Что ты здесь делаешь?

— Я иду своим путем, не мешай мне, старик.

— Я должен остановить тебя!

Ничего не ответило бесформенное черное облако, лишь прошло через шамана, стоящего у него на пути. Катори почувствовал страшную боль в груди, и… Проснулся, в холодном поту, скребя крючковатыми пальцами по соломенной циновке. Ощупав грудь, он почувствовал каменное крошево одного из амулетов, рассыпавшегося от прикосновения.

Нэхуэль и Гэхэдж не справились, понял он. Не так прост аватар демона, который уничтожил их. Глупо и легкомысленно с его стороны было посылать двух мальчишек, которые-то только и успели стать взрослыми. Нет, больше он этой ошибки не совершит. Сначала надо сделать еще один поисковый амулет, и еще один ритуальный нож. А затем, используя свою силу и влияние, проведя колдовской обряд посвящения в Охотники на Духов отправить за аватаром уже не пацанов, но взрослых опытных воинов племени, пара из которых служили у белых в армии и были на войне. Сейчас тоже война, война с чужим духом. И он обязан сделать все, чтобы его остановить!

А в РИ шла другая война — война кланов.

— Прошу вас, Ваше Сиятельство, — провожатый от клана Голицыных открыл перед ним дверцу машины.

Что-то хотел показать ему старый князь, что-то накопала его служба безопасности. И машина от него поехала не ко всем известным Драбицыну объектам князя, а в Гатчину.

— Это здесь? — спросил Драбицын, когда машина остановилась в заброшенной промзоне на окраине Гатчины.

— Да, Ваше Сиятельство.

— Ну так пойдемте, — граф открыл дверцу и вышел из машины.

Пройдя через разбитую дорогу, усыпанную обломками кирпичей и разным строительным мусором, провожатый нырнул под полуразвалившуюся кирпичную арку заводских ворот, а затем нырнул в полуразрушенную, похожую на старый гнилой развалившийся зуб коробку здания заводоуправления.

— Осторожнее, тут полно мусора под ногами.

Драбицын кивнул, и перевел пятно света от карманного фонаря на пол.

Они пару минут петляли между разрушенными, пачкающими старой известкой и грозящими завалиться стенами, наконец остановившись у разбитых ступенек спуска в подвал.

— Здесь? — спросил Драбицын.

— Здесь. Пойдемте за мной.

За полуразвалившейся дверью, в холодном и сыром подвале, освещавшимся примотанной на скорую руку к свисавшему с потолка проводу лампочкой, сидел привязанный к стулу человек, а справа от него на колченогом облезшем табурете сидел охранник.

— Кто это? — спросил Драбицын

— Экспедитор клана Доместьевых, Ваше Сиятельство.

Драбицын приподнял одну бровь, но смолчал. Раз уж пошли титулы и фамилии, значит допрашиваемому больше не жить. Значит, так тому и быть.

— Знаешь, кто я? — спросил Драбицын. Да, отделали экспедитора не слабо, били не разбираясь, чтобы сразу сломать. Вон и нос набок, потеки крови на рубашке, окровавленная голова.

— Знаю, — скривился в подобии улыбки рот допрашиваемого. — Пес императора.

— Хамишь?

— А чего мне бояться? Я же все равно покойник, — продолжал кривиться разбитыми губами человек на стуле.

— Ты — да, — спокойно ответил Драбицын. — А твоя семья — нет. Пока. Ты знаешь, что я свое слово держу. Если отвечаешь честно — они будут жить, нет — извини.

— Знал я, что вы сволочи, — разлепил подбитый глаз допрашиваемый. — На женщин и детей у вас только рука и поднимется.