Анатолий Матвиенко - Де Бюсси и инфанта

Теперь обе изящные бровки поднялись в недоумении. Потом принцесса звонко расхохоталась.

– Всё же вам не хватает придворной утончённости, граф. Сказываются годы, проведённые в военных лагерях с солдатами. Вы только что поставили меня в число близких вам созданий, уравняв в правах… с лошадью! Какая ещё сеньора в Испании слышала подобное?

Действительно! За языком надо следить. И ладно бы болтали по-испански, спрятался бы за плохим знанием, мол – совсем не то имел в виду. Но разговор шёл на французском.

Своего красноречия не хватило, придётся спрятаться за чужим.

Стихотворение Артюра Рембо «Украденное сердце», где оно «исходит слюной от тоски», отчего герою не до утех, знает, наверно, каждый, изучавший историю Франции и французскую литературу. Я не посмел декламировать при Исабель банальные слова песенных шлягеров, столь нравившихся королеве Марго и королеве Луизе. Девочка, ещё не вступившая толком в раннюю пору расцвета, она была умнее, глубже коронованных особ и демонстрировала невероятно широкие взгляды, невзирая на строгое католическое воспитание, лишённая перспективы взойти на престол. А в качестве мужа бедняжке достался недосвященник, опасающийся перспективы исполнить супружеский долг из-за боязни «не найти путь к Господу».

– Какая странная метафора… Сердце исходит слюной? Стихами вы умеете удивить, граф, не менее чем политическими амбициями и неуклюжими комплиментами.

– Я вернусь и найду вас. Тогда прочту новые стихи.

– Буду ждать, – просто ответила юная красавица. – Постараюсь к вашему прибытию выглядеть настоящей дамой сердца, а не подростком.

– Знаешь, Павел, чем отличаются здешние таверны и постоялые дворы от польских, французских, германских?

– Кормят скверно. И компания такая же – нищие одни. Что-то сеньоры не ездят. Потому еда варится на голодранцев – они и такую едва оплатят.

Витязю я всегда брал вторую порцию. В выпивке он ограничивался одной, позволив себе надраться лишь в Париже, оплатой была смерть бакалейщика, возможно – Бриньоном незаслуженная.

Про бедняцкий круг постояльцев он точно отметил. Это не Пруссия и не Франция, где за картишками можно пополнить карманы. Но есть отличие и важнее.

– Близоруко смотришь, брат. В нормальных странах каждый приют окружён крепким забором. Запри ворота – и он превращается в небольшую крепость, где десяток человек в состоянии отбиться от двух дюжин лихих людей. Думаешь, тут грабителей нет?

Копыта наших лошадей стучали по мёрзлой звонкой земле в дне езды до Антверпена. Где-то слева извивалось русло реки Шельды. Было не очень холодно, но мерзко, особенно когда налетал резкий сырой ветер, трепал плащи и примеривался, как бы сорвать шляпы.

– Вот ты куда клонишь… Ну – да. Ежели тут банды испанские, как пугают, по полсотни душ, от них хилый заборчик не спасёт.

– Чтобы каждый раз не утруждаться штурмом, я подозреваю, благородные идальго приказали всем снести заборы.

– Вояки, мать их… На один плевок.

– Ну, не скажи! – я мог бы подробно поведать о сомнительных подвигах отряда Кортеса, когда несколько десятков людей покорили огромную империю, но не стал, Паша и так слушал мой рассказ Исабель о западных материках, будто у его наставника съехала крыша. Пришлось найти пример попроще.

– У Филиппа II есть колонии на Дальнем Востоке, слышал? Если бы не золото оттуда, из испанской короны пришлось бы выколупывать последние камушки, чтоб королевской семье не помереть с голоду. А ещё дальше вдоль азиатских берегов лежит такая страна – Япония, на Руси о ней вообще не знают, в Европе – едва-едва. Оттуда, кстати, и происходят наши метательные звёзды.

– Стало быть, японские воины не лыком шиты, – уважительно вставил Ногтев.

– Само собой. Считались лучшими в Азии, носили доспехи и длинные кривые мечи-катаны. Часть из них, перестав служить императору или князьям, подалась в бандиты. Создали они натуральную армию, организованную, дисциплинированную. Словом, войско, а не банда. Раздобыли корабли-сампаны и начали грабить испанских негоциантов почём зря.

– А испанцы? – глаза у Павла загорелись. Он обожал слушать мои истории, пусть и подозревал, что я присочиняю, многое не укладывалось в его голову. Вдобавок в чужих землях мы переходили на польский, Ногтеву более близкий, нежели французский, хоть и французским он овладел приемлемо.