Ярослав Гжендович - Носитель судьбы

…Наши люди ушли, забрав с собой все, что имели, и прорубив дно кораблей перед уходом. Мы не знали, что случилось, но видели следы схватки, а в воде залива плавали два трупа. Это была небольшая битва. Мы нашли лишь немного свежей крови на стволе дерева и на траве, а на самом пляже лежал еще и шлем. И это все.

Он выпрямляется и снова отпивает, а потом смотрит на нас по очереди, словно ожидая оваций. Сильфана не выдерживает.

— Ты все еще сидишь на пляже? — спрашивает она ядовито и демонстрирует ему широкую зубастую улыбку.

— Около одного из кораблей на дне залива лежала лодка, — продолжает Грюнальди. — Маленький долер, что возят на борту, чтобы подплывать к берегу, когда невозможно причалить или вытянуть на берег корабли. Они пробили дно, но было там неглубоко. Мы сумели его достать, потом я нырнул еще несколько раз, нашел пару досок, гвозди, со дна корабля мы содрали немного смолы и подлатали долер настолько, что удалось на нем уплыть. Это было безумие, но мы были готовы сделать все, чтобы спастись с проклятого острова. Лодка чуть протекала, но наша латка держалась. Несколько дней мы шли только на веслах. Потом однажды ночью умер Сивальди: он все сильнее кашлял кровью. Я отдал его морю и поплыл дальше. Потом причалил к какому-то небольшому острову, где в расщелину собиралась пресная дождевая вода. Ел яйца чаек, морских улиток, собирая их на берегу. Через несколько дней меня забрали оттуда ловцы моржей, что возвращались своим кораблем в Землю Грифонов с грузом шкур, ребер, клыков и жира. Они были так потрясены моим жалким положением, что даже не забрали остатки серебра в моем поясе и меч. Зато накормили меня и напоили, а один из них перевязал мои раны. Таким-то образом я и вернулся — один — домой, и таков-то он, остров Ледяного Сада, куда мы теперь плывем.

Опускается тишина.

А потом все вопросительно смотрят на меня. Я пыхаю трубочкой и некоторое время ощущаю в голове пустоту. Расчудесно. Тишина делается тяжелой.

— Хорошо было бы знать, как так случилось, что на тебя не подействовали чары Ледяного Сада, — говорит Спалле.

— А ты когда-либо болел от еды, которую остальные нахваливали и ничего дурного не ощущали? Или от обычного запаха цветов или трав? — спрашиваю.

Грюнальди пожимает плечами.

— Я муж в расцвете сил. Я не одного перепью и не с одним справлюсь в схватке, и не стану сбегать от девки, а то и двух. Было у меня и время набраться ума-разума. Но знаете, как говорят: если муж перестал быть юношей и утром ничего у него не ноет, значит, ночью он помер. Я ем то же, что и все, а если потом ноет у меня брюхо, то так же бывает и с другими. Я не заметил в себе болезней, которых нельзя было бы объяснить тем, что я перемерз, перепил или переел, — как и тех, что не миновали бы после заговора от мудрой бабы, трав, огней и хорошего сна.

— А что с теми, кто остался на перевале или пошел в горы? — спрашивает Сильфана.

Грюнальди качает головой:

— Пару-другую из них я заметил в битве, но там была такая толчея, что мне могло и примерещиться. А потом ни одного из них я не видел. Думаю, что они пропали так же, как и те, кто остался на пляже. Забрали их Ледяной Сад и Люди Вулкана.

— А ты и прочие чувствовали себя странно в самом начале, едва только прибыли на остров? — спрашиваю я, крутясь по кают-компании в поисках того, что могло бы сойти за пепельницу.

— Нет, — отвечает он сразу же. — Только когда мы вошли в долину Ледяного Сада. Причем — не сразу.

— Значит, нам хотя бы известно, что туда идти не стоит, — говорит Сильфана.

— Корабль привезет нас, куда пожелает, — говорит Спалле. — И причалит туда, куда захочет Песенник с вулкана, тот, с сосульками на голове.

— Потому-то нам нужно достать лодку, — говорю я. — Причем раньше, чем мы выйдем в море. Кроме того, нужно будет что-нибудь придумать. Нас только пятеро. Что бы ни происходило, выживем мы лишь в том случае, если окажемся ловчей других.

— Ну, пока что удается нам не слишком-то, — мрачно заявляет Грюнальди. — То есть с Песенниками.

Замечает мой взгляд и вскидывает руки. На кончике языка у меня замирает: «Я никого силой не тяну», но Спалле успевает первым.

— Можешь сойти, — говорит. — На Драгорине берега близко, хватит прыгнуть за борт.

— Покусываешь при первой возможности, — ворчит Грюнальди. — Я не закончил, и плохо нам будет, коли не сумеем договориться. Хочу сказать, что самое время нам найти способ на тех Песенников, потому что начинает подниматься вьюга. И лучше будет, если ты, Ульф, научишься деять, как они.