Элиан Тарс - Конец Мрачности [СИ]

Причин отказываться от вина не было, так что я сделал большой глоток и вернул заметно полегчавший бурдюк Бергу. Он тоже выпил и уставился на затянутое тучами небо. Через какое-то время снова протянул мне вино, и только когда я опять выпил, произнёс:

— Понимаю, что от слов не особо легче, но всё же порой лучше с ними, чем без них. Я скорблю вместе с тобой. Вместе с тобой горюю, но, конечно, боль от потери друга, терзающая меня, не сравнится с той болью, что ты испытываешь. Поверь мне, я знаю, о чём говорю, ибо сам хоронил жену, — он замолчал, покачал из стороны в сторону бурдюком и, смочив горло, продолжил: — Ты можешь принять в штыки то, что я сейчас скажу, но молчать я не стану. Утер, друг мой, прошу тебя, не запирайся в себе. Осталась куча нерешённых вопросов, которые требует твоего внимания. Сосредоточься на них, и они помогут тебе хоть как-то отвлечься от твоей боли.

— Спасибо, Берг, — отозвался я и хлопнул его по плечу. — Попробую. Но не сегодня. Пока она ещё здесь, — кивком головы я указал на шатёр, — хочу побыть рядом.

— Да, конечно, я понимаю, — согласился он и, оставив мне бурдюк, удалился. К слову, далеко Берг не ушёл, а занял позицию так, чтобы никого лишнего ко мне не подпускать.

Но, были те, кто без труда прошёл мимо моего стража.

Например, Хиллиса. Богиня Здоровья без лишних слов приступила к моему лечению. Раны начали медленно затягиваться, а боль в теле проходить. Когда целительница уходила, я поблагодарил её.

— Не стоит, — отозвалась она и исчезла.

Через какое-то время меня навестил Старик. Фигура в сотканном из Тьмы чёрном балахоне замерла надо мной, не торопясь начинать разговор. Чем раздражала.

— Так и будешь молчать? — бросил я. — Тебе, в отличие от той же Хиллисы, это не очень идёт.

— Прости, волхв, думал, как лучше начать или что лучше сказать. Но так и не смог решить. Поэтому скажу огромное спасибо за всё, что ты сделал для Зуртейна. Я не очень хорош в поддержке разумных. Да я уже и объяснял тебе позицию древних…

— В курсе, — холодно ответил я, — жизнь и смерть идут рука об руку, и то, и другое естественно, и вместе они баланс. Я знаю, что Древним плевать на жизнь конкретного человека. Подумаешь, где-то умер, где-то родился.

— Да, ты прав, — немного растерянно кивнул Старик. — Да… вот только так было раньше. Когда разные Древние появлялись перед разумными. Теперь же, когда я один представляю всех Древних, я… Я чувствую иначе. Мне горько оттого, что умерла Тиара. Мне горько оттого, что ты сейчас страдаешь. Уверен, то, что я испытываю — мелочь по сравнению с людскими чувствами, вот только этой мелочи раньше у Древних не было. Поэтому эта мелочь для меня и не мелочь вовсе.

Несколько секунд я буравил его холодным взглядом, а потом громко выдохнул. Передо мной сейчас, по сути, стоит воплощение всего Зуртейна, его воля и разум. Так вот, это воплощение уж очень нелепо. Как и весь мир… Правда, и мой предыдущий мир был не лучше. Возможно, вообще все миры нелепые. Как и все Вселенные этого чертового ХАОСа! Хотя нелепость не делает их плохими. Нелепость вообще определение из другой категории, кто-то и вовсе находит её милой.

Вычленив из хоровода мыслей основное, я ещё раз выдохнул, на сей раз тише и спокойнее. Мне не за что злиться на Старика. Мне вообще сейчас не на кого злиться. Если и винить кого-то, то только себя за то, что не был достаточно сильным, чтобы без помощи других убить Бона и Рюгуса в одиночку. С другой стороны, я тратил кучу времени на тренировки и всегда выкладывался полностью. Объективно говоря, я добился очень многого, и вряд ли бы мог добиться большего к этому моменту. Иными словами, я сделал всё, что мог. Так что по большей части моя совесть чиста…

Вот только от мысли этой мне совсем не легче.

— Я принимаю твою благодарность и твои слова сочувствия, — ответил я, глядя на Старика. — Не скажу, что они мне помогли, но в любом случае спасибо. А теперь, пожалуйста, оставь меня, встретимся завтра в полдень на крыше Зуртарна.

— Хорошо, — быстро согласился он. — До завтра, волхв.

Я вновь остался один. Повернул голову и посмотрел на опущенную полу шатра. Вздохнул, поднялся на ноги и вошёл внутрь.

Не знаю, сколько часов я сидел в шатре и смотрел на бледное и умиротворённое лицо Тиары, однако, когда внутрь вошёл Каэр де Блейт, я заметил, что на улице уже глубокая ночь.

От моего тестя сильно пахло алкоголем, но хмель не смог подчинить его разум. Каэр не выглядел пьяным и не устраивал сцен, лишь молча стоял возле тела своей дочери.