Александр Шапочкин: Осколки клана. Том 2

Соваться глубже люди, судя по всему, просто боялись, зато здесь у них на всю зиму было обустроено своё маленькое тёплое царство, в котором они жили, спали, тут же ели и пили, делали детей и, никого особо не стесняясь, прямо в каналы справляли большую и малую нужду. Кто-то кого-то счастливо насиловал в тёмном закутке, куда проникал разве что взгляд моих напитанных живицей глаз. Чуть дальше, рядом с играющими в бабки мальчишками, бросавшими кости при свете самодельной спиртовки из колотой глиняной чашки и закреплённого проволочкой фитиля, хрипя, отходил в Ирий старик с проломанной чем-то тяжёлым головой. Он был ещё жив, но две бабы и худосочный горбатый мужичок без правого глаза уже раздевали его, копались в нехитрых пожитках и, громко скандаля, делили это незамысловатое наследство.

– Дядя, а у тебя есть чего-нибудь поесть? – подбежала ко мне маленькая девочка с огромными жалобными зелёными зенками на исхудавшем личике с ввалившимися щёчками.

Зелёными её глазища были, наверное, только по той причине, что всё для меня сейчас было исключительно этого цвета. Однако я прекрасно мог различить лихорадочный румянец на её измождённой мордашке. А это значило, что, скорее всего, если срочно не попадёт к врачу, эту зиму ребёнок не переживёт. Как бы грустно ни было это осознавать.

К сожалению, жизнь в Нахаловке успела приучить меня к тому, что детские трупики таких вот бродяжек – нормальное явление для сезона Уробороса на первом уровне Москвы. Помню, в первый год своей жизни в приюте я подобрал вот точно такую же девчонку, замерзавшую возле мусорного ящика в одном из проулков, и привёл её к нам, наивно предполагая, что приют создан именно для детей, и не будет особой проблемы, если в нём появится ещё один воспитанник. Я оказался не прав, и воспитатели просто выбросили ребёнка обратно на мороз. Что с ней там дальше случилось, я так и не узнал, потому как директриса приказала охранникам вдумчиво объяснить мне, что мы, бесполезные нахлебники, живём здесь её милостью только по той причине, что за нас платит Княжеский Стол.

Почти день после избиения я провалялся в беспамятстве и ещё два провел в кровати, отходя после побоев. Всё-таки три взрослых мужика – это не те противники, с которыми я тогда мог справиться. Заботился же обо мне всё это время, как ни странно, опять наш Бугор и его подхалимы. Какие бы отношения у нас ни были с Рябым, не могу не признать, что у этого парня всегда было сильное чувство плеча и какое-то своё, слегка извращённое понятие справедливости.

Ну а ту девочку я, очухавшись шесть дней спустя и отбыв назначенное мне наказание, так больше и не встретил. Оставалось только надеяться, что другие бездомные подобрали её и увели в своё, такое же, как и здесь, маленькое царство. Потому как по весне я слышал, как городовой жаловался пекарше, что прошедшей зимой много бродяжек помёрзло, а особенно детей. Чуть ли не каждую неделю по семь-восемь трупов с улиц вывозили.

– Держи, маленькая, – произнёс я, достал из кармана плаща батончик из дутой пшеницы с мёдом и протянул его ребёнку.

Не то чтобы я заранее делал припасы, готовясь раздавать их бездомным. Просто не любил мёд, а именно это лакомство всегда клали в индивидуальные рационы. Вот и завалялся один в кармане ещё со времён поездки на учения в Калымки, я припрятал его на обратной дороге, хоть еда в нас тогда и не лезла. Это его и спасло, потому как при поездке «туда» вкусняшки у нас с Бориславом были экспроприированы девчонками.

Не успел я отойти и на пару шагов, как от стенки поднялся особо бородатый бомж и, влепив девочке звонкий подзатыльник, отобрал у неё лакомство, которое тут же начал жрать, даже не вскрыв упаковку. Окружающим бездомным до этого словно бы и дела не было, однако, когда от прилетевшей от меня кары в виде пинка, он с воплем улетел прямо в канал, вокруг раздался дружны гогот.

Ребёнка к этому времени и след простыл. Так умеют убегать и прятаться только те, чья жизнь в Полисе с самого рождения связана с опасностью. По сути, городские зверёныши. Одновременно и ласковые – ещё не озлобившиеся, но при этом в каждый момент ожидающие оплеухи или пинка от других людей.

Впрочем, выпавший на пол из рук улетевшего с моей подачи бомжа сладкий батончик также исчез. Так что пусть эта сволочь и успела запихать в себя больше половины, но маленькой всё равно достался её честно заработанный трофей.

А вообще, окружающие меня всё же боялись. В первую очередь взрослые. Когда я появился здесь в первый раз, ещё перед поездкой к идишу, чтобы забрать из схрона ингредиенты, мои горящие глаза вызвали натуральную волну паники, прошедшую по всему этому бомжатскому царству. Только дети не понимали, что случилось, но всё равно пытались спрятаться, беря пример со своих старших товарищей по несчастью.