Михаил Казьмин - Жизнь номер два [СИ]

Громче всех смеялись в Англии, бывшей в то время мировым центром научной мысли. Именно в Лондоне печатали многотысячными тиражами и на многих языках листки с обидными карикатурами и едкими фельетонами на тему «пивного манифеста», как сразу же обозвали его островитяне, а потом завозили их на континент, но тут, как говорится, нашла коса на камень. Как-то неожиданно быстро выяснилось, что в противостоянии тонкого британского юмора и убийственной британской сатиры с немецкой рассудительностью уверенно побеждает сумрачный тевтонский гений. Баварский король Максимилиан, вникнув в обстоятельства дела и посовещавшись с министрами, начал действовать решительно, хотя и непредсказуемо. Сначала за одни сутки как по мановению руки из газет исчезли упоминания об ограбленных прохожих и обесчещенных девицах, затем хозяевам «Бюргербройкеллера» по-тихому выплатили компенсацию за понесенный ущерб, а потом смутьяны-студиозусы были без особого шума направлены в научные экспедиции, причем в места, крайне далекие от баварской столицы, что официально подавалось как высылка из Мюнхена зачинщиков и наиболее злостных участников прискорбных беспорядков. Через несколько лет молодые люди вернулись домой заматеревшими исследователями, а самое главное, привезли столько интереснейших наблюдений и редкостных артефактов, что германское научное сообщество дружно ахнуло, и отмечать десятую годовщину пивного манифеста все в тот же «Бюргербройкеллер» явились не только сами участники исторического события со смотрящими им в рот студентами, но и многие заслуженные профессора. В итоге магиология стала интенсивно развивающейся наукой, а Оксфорд и Кембридж как-то быстро перестали быть оплотами мировой научной жизни, уступив это звание Гейдельбергу, Фрайбургу, Мюнхену, Берлину и даже полузахолустному Бонну. Тот же Левенгаупт, чья книга лежала сейчас передо мной на низком столике, считался сегодня одним из столпов современной науки, но вот к самой этой книге, вышедшей двенадцать лет назад, отношение было, мягко говоря, неоднозначным, причем не только со стороны научного сообщества, но и со стороны властей многих уголков мира.

В своем труде Левенгаупт поделил мир на три с половиной десятка областей, в каждой из которых выделил свои неповторимые особенности проявления магии, кратенько (ну так, страниц по тридцать-сорок) эти особенности описал и обосновал их особенностями народов, эти области населяющих. И вот уже эти обоснования вместе с описаниями народов некоторым правителям пришлись совсем не по нраву. В итоге Китай, Корея и Япония запретили торговать на своей территории подданным всех вообще германских государств, Испания и Португалия предприняли демарш, отозвав на неопределенный срок послов из Мюнхена, а в одной из британских колоний Северной Окказии, точно не помню, в какой именно, местный суд, прозаседав аж четыре дня, даже выписал ордер на арест Вильгельма Левенгаупта, «ежели и как только названный Левенгаупт вступит на землю колонии».

Ученый же мир оказался шокирован утверждением Левенгаупта об уникальности и неповторимости особенностей проявлений магии в некоторых областях, а также сделанным из этого выводом о принципиальном характере таких различий. Многие ученые мужи разочарованно обвиняли Левенгаупта в том, что он, будучи одним из основоположников магиологии, фактически сам же ее и хоронит, поскольку из его выводов следует, что обнаружить единую причину появления магии в нашем мире невозможно. В ответ Левенгаупт выпустил отдельной книжкой статью «От многообразия к единству», где объяснял, что магиология еще только начала свой путь, и в данный исторический момент все еще пребывает в стадии накопления знаний и в самом начале их правильной систематизации. В той же статье Левенгаупт предсказывал, что на определенном этапе развития магиологии количество собранных ею знаний непременно перейдет в качество, и таким образом первопричина появления магии будет, наконец, открыта и установлена.

Спросите, за каким хреном мне вдруг понадобилась сия высокоученая премудрость? Да вот, попалась цитата в учебнике, решил глянуть по диагонали, что за Левенгаупт такой, и попал… В прошлой жизни приходилось иногда иметь дело с немецкими каталогами и справочниками, это, конечно, что-то с чем-то. Как говорила одна знакомая искусствоведша, где немцы составили каталог, можно лет десять ничего не делать, только пользоваться. Вот примерно то же самое я встретил и у Левенгаупта, да еще и изложенное на редкость толково и понятно. В общем, книгой я самым натуральным образом увлекся. Впрочем, объяснить сестрице непреходящую ценность бессмертного труда великого ученого у меня не получилось. Выслушав восторженные характеристики, на которые я не поскупился, Ирина только поморщилась.