Александр Мазин - Доблесть воина

Великий князь вернулся в Киев спустя две седьмицы после того, как Илья отправился на поиски отца. Владимир очень торопился, но всё равно опоздал. Орда к этому времени уже двинулась в обратный путь, не дойдя до Киева каких-нибудь три-четыре поприща. Может, услышали, что великий князь возвращается. А может, решили, что награбленного довольно.

Большой хан Курэй понимал, как ему повезло. Не только в том, что Владимир был далеко, но и в том, что в его отсутствие русы предпочли ждать, отсиживаясь за стенами больших городов. Не нашлось никого достаточно авторитетного – собрать и возглавить единое войско. Курэй жалел, что они столько времени провели под стенами Белгорода и оставили там множество храбрых воинов. Да, в этом маленьком городке было много добра, но с тем, что они могли бы взять за четыре седьмицы на оставленных без защиты землях, возможная белгородская добыча казалась незначительной. Небось этот колдун-рус, ускользнувший от смерти двадцать лет назад, затуманил разум Курэя. Однако не совсем. Хан понимал это, глядя с холма, как ползет по степи разбухшая от добычи и тысячного полона орда. Неторопливо, растянувшись на два больших перехода, оставляя на свежем белом снегу широкий, не меньше двух стрелищ в поперечнике, черный след, орда, его орда, уползала домой.

Но пройдет день-другой, и, если великие Небеса будут к Курэю милостивы (а они будут, потому что большой хан не поскупился на жертвы), выпавший снег скроет эту черноту, ветер сделает остальное, и отследить путь печенегов можно будет только по весне. Когда сошедший снег откроет трупы погибших в пути пленников.

Великий князь понимал: дорог каждый день. И не медлил. На третий день после возвращения Владимира вся киевская гридь ринулась за степняками. Великий князь возглавил погоню лично. Он непрерывно корил себя за то, что увлекся гостеванием и не сумел защитить свою землю.

Еще он понимал, что отпускать печенегов с добычей ни в коем случае нельзя. Не получив отпор, они будут приходить снова и снова, оставляя после себя разбитые остроги и пустые сожженные села.

К сожалению, между ордой и гридью уже лежало немало поприщ. Выпавший снег утомлял коней, и вдобавок они шли по земле, уже ободранной дочиста, а боевые кони не могут кормиться одной только мерзлой травой. Но великий князь не собирался сдаваться. За один день его дружина проходила больше, чем потяжелевшая орда за четыре. Владимиру казалось, вот-вот, и впереди покажется ее хвост. И тогда… Тогда, увидав его дозоры, копченые наверняка побросают пленных, большую часть добычи и попробуют оторваться. Может быть, у них даже получится…

Не получилось. У Владимира.

Взвились над степью снежные кони метели, ударил в лицо колючий снежный заряд, и великий князь понял – не догнать.

Или он немедленно повернет назад, или вся его дружина здесь в степи и поляжет. Без всякого врага.

«Я отомщу! – скрипя зубами, думал великий князь, наклоняясь к конской шее и пряча лицо от секущей снежной крошки. – Дай мне, Господи, срок, и я возьму с них сторицей за каждую погубленную душу!»

Это будет невероятно трудно. Почти невозможно найти и наказать степняка в степи. Но он это сделает. Иначе – никак.

Надежды Духарева на пополнение запасов и теплый ночлег оказались так же напрасны, как и надежды на хорошую погоду. Путь их лежал по землям, по которым прошла орда. Печенеги двигались широким фронтом и, как пожар, уничтожали всё на своем пути. Что нельзя было разграбить, уничтожали. Снег прикрывал следы пожарищ и мертвые тела, но и только. Два попавшихся по дороге острога тоже были сожжены и разграблены. Маленьким крепостям не устоять против большой орды. Искать здесь съестное или фураж было делом безнадежным. Витмид пытался, но лишь тратил время впустую. Лишь однажды им попались мерзлые останки провалившегося в подпол поросенка. Зверья тоже не было. Непогода и печенеги разогнали всё живое. Обжитые земли превратились в пустыню.

Хорошо хоть неприхотливые степные лошадки умели добывать из-под снега прошлогоднюю траву. Но это требовало времени, потому что снег был уже довольно глубок. В результате скорость их движения сильно замедлилась. В самый удачный день они проходили не больше двадцати километров.

Так же и с ночлегом. После прохода орды деревьев почти не осталось, а ночевать на снегу без огня Духареву было тяжко. Так что останавливались они обычно в сожженных селениях, собирали все, чем можно было подкормить костер. Если бы не соболий плащ и теплые меховые сапоги, Сергей Иванович давно бы уже превратился в сосульку. Однако он всё равно чувствовал, что силы вытекают из него, как вода из дырявого кувшина.