Витмид старался как мог. Искал топливо для костра, обихаживал лошадей. Если была возможность, устраивал для Сергея Ивановича некое подобие шалаша из тех же обгорелых деревяшек. Но холод, сырость и ветер подтачивали силы Духарева. Ныли старые раны, слезились глаза. А тут еще и кашель привязался, сухой, противный, изматывающий.
Однако Духарев держался. Еще день, и еще, и еще… Он уже потерял им счет. Время тоже потерялось в метели и бескрайней степи.
Закончилось всё ожидаемо. Духарев утратил жалкие остатки сознания, которые удерживал могучим усилием воли, и свалился с коня.
Очнулся на руках Витмида. Лицо сотника виделось смутно.
– Батько, батько, ты что?
– Худо мне что-то, сотник, – пробормотал Сергей Иванович. Зубы его выбивали мелкую дробь, в глазах плыла снежная пелена, тело сотрясал озноб.
– У тебя жар, батько. Огнем горишь! Скажи, батько, что я могу сделать?
– Оставь меня и езжай в Киев, – прошептал Духарев. – Не то оба погибнем.
– Не бывать этому! – решительно заявил Витмид. – Я тебя довезу, батько! Сдохну, а довезу! Как же мы без тебя?
– Сотник… Ты… Что, опять метель?
– Что ты! Улегся ветер. Даже потеплело немного. Батько, батько, что ж ты так?
Духарев смутно чувствовал, как его ворочают, поднимают… Потом – мохнатая лошадиная шкура у лица. Теплая.
В короткую минуту просветления Сергей Иванович понял, что привязан к коню и тот бежит тряской рысцой, а впереди, как и прежде, маячит Витмид, ведет его лошадь на поводу.
Увидел и опять провалился в ничто.
И снова очнулся с четкой мыслью: не хочу умирать! Нельзя!
Это взбодрило его настолько, что он даже попытался выпрямиться в седле. Но не смог – ремни не позволили.
И снова боль, озноб, боль и спасительное беспамятство.
Впору взмолиться о смерти, но Сергей Иванович не таков. Он не сдастся! Он будет держаться по эту сторону Кромки. Хрен тебе, Смерть, а не Серега Духарев! Обломишься!
Очнулся он от того, что Витмид тряс его за плечо.
– Батько, – произнес он ровным, каким-то мертвым голосом, распуская ремни, удерживающие Духарева в седле. – Всадники впереди.
«А он ведь совсем измотан, мой верный сотник», – подумал Духарев. И почти запредельным усилием толкнувшись от лошадиной шеи, выпрямился. Вгляделся в даль…
Но ничего не смог разобрать. Мир плыл и троился. А вот холодно не было. Совсем.
– Сколько их?
– Пятеро, батько.
Много. Одному сотнику не управиться.
– Нас видят?
– Наверняка.
– Уходи. Быстро. Сейчас!
Витмид не шевельнулся.
– Я приказываю, сотник!
– Не получится, батько. Даже если бы решился тебя бросить, – Духарев услышал невеселый смешок. – Конь еле жив. Не унесет. Я тебя, батько, с коня сниму пока, чтоб не задели, и поглядим, кто кого.
– Не надо снимать, Витмид, – сказал Духарев. Дай умереть как воину. В седле.
– Добро.
Витмид потянул лук из налуча, достал из мешочка тетиву, скинул крышку с колчана. Приготовился.
Пятеро всадников и табунок заводных.
Сотник прищурился:
– Вроде не копченые, – наконец пробормотал он. Но лука не убрал. В Дикой Степи много всякого люда.
Конь Духарева переступил с ноги на ногу, и этого хватило, чтобы Сергей Иванович потерял равновесие и рухнул лицом на конскую холку.
Витмид оглянулся на звук, но на помощь не поспешил.
Неизвестные приближались. Лук в руках держал только один. Это обнадеживало. Триста шагов, двести…
Витмид стянул зубами перчатку, потер ладонью заросший подбородок. Сколько он не брился? Седмицу? Две? Усы вообще превратились в сосульки.
А вот пальцы слушались хорошо. Витмид привычным движением подхватил из колчана пук из трех стрел, наложил одну, зацепил тетиву кольцом на большом пальце…
– Эй, варяг! Хватит нас пугать! Ты ж и в хромую овцу с пятидесяти саженей не попадешь! – раздался звонкий веселый голос. – Не бойся! Хотели б тебя убить, ты бы уже умер!
– Вы кто такие? – крикнул в ответ сотник. Но лук всё же убрал. Пятеро. Причем тот, кто кричал, – в блеснувшем тусклой позолотой хузарском шлеме. Если это белый хузарин из благородных, то он сказал правду. Хотел бы – уже убил.
Второй воин дал коню шенкеля и поравнялся с первым:
– А ты кто такой, храбрец, чтобы задавать нам вопросы? – рявкнул он так, что стая ворон, уже второй день сопровождавшая Витмида и князь-воеводу, сорвалась с облюбованного камня и с карканьем взмыла в воздух.
– Я… – начал Витмид. И осекся. Потому что узнал голос.
* * *
Сергей Иванович очнулся, когда ему в рот потекло что-то теплое. Закашлялся, мотнул головой.
Читать дальше