Виталий Храмов - Сегодня – позавчера. Испытание огнем

– Хотя бы то, что можно быстро отремонтировать. Остальное в тыл пока оттащим и там вдумчиво этим займёмся.

– Вот сам этим и займись. Не по чину тебе на передке шнырять. Организуй базу для рембата. Туда тебе и будут БРЭМы объекты подтаскивать. Это не совет, а приказ. Хоть ты и старше меня по званию, но являешься моим подчинённым как командир рембата моего полка. Выбери местечко удобное на том берегу Дона и разворачивай полевой ремзавод. Это нужнее нам, чем твоё присутствие здесь.

Гинзбург всё это время смотрел на свои сапоги, вытирая руки ветошью. Не поднимая головы, спросил:

– Когда отходить?

– Вчера. Определись со структурой и выдвигайся. Я думаю, что надо организовать несколько маневренных эвакогрупп и полевой ремзавод. Детали сам додумаешь. И не думай, что я тебя отсылаю. Там, за Доном, не безопаснее. Так же обстреливают и бомбят. Так же танки и мотопехота могут прорваться. Но всё же более подходящие условия для ремонта. Мне не только твоя жизнь нужна, но и высокая боеспособность техники. Понял? Исполняйте, товарищ комбат.

Блин, а приятно приказывать генералу! Гинзбург хоть и военинженер, но его звание равно генеральскому, только он ходит в простом сером танковом комбезе со множеством нашитых полковой мастерской карманов, но без знаков различия. Прихотью судьбы оказался прикомандирован к полку на время боевых испытаний БМП, своей инициативой возглавил рембат, который фактически и создал своими силами по своему разумению. Штат подогнали под фактическое состояние.

Надо было бы вообще его не тащить сюда, но русский мужик задним умом крепок. Как только пробомбили меня, так я сразу и испугался за генерала. Потеряю такую голову, и с меня мою снимут.

Пошёл обратно к штабному «Кирасиру». Меня беспокоило затишье. Что-то немцы затихарились, а это неспроста. Но по пути был перехвачен Брасенем и почти насильно сопровождён до кухни, где накормлен мясным гуляшом. Это должна была быть каша, но вокруг дорог было столько свежего мяса набито, что каша была не пшённой, а мясной.

– Людей не потравишь падалью?

– Какой падалью? Только то, что дышало к нашему приходу, в котлы идёт.

– Слушай, я тут карабин свой снайперу отдал. Как будет возможность, пусть мастерская перешьёт мне разгрузку только под ППС. А то, видишь, половина подсумков опустела.

– Был бы карман, а что в него положить, найдётся. А насчёт разгрузки головы не забивай. Готовую подгоним под твои телеса. Это быстро.

– Какие телеса? Сказал так, будто я жиртрест какой! Тут пупок к спине прилип.

– Это точно. И на кухню силком гонишь тебя. Смотри, командир, – Брасень показал мне шоколадку.

– «Панцершоколад», – прочёл я. – Брасень, все такие батончики собрать! И ещё у немецких танкистов должны быть таблетки в отдельных пачках. Их тоже надо собирать. Это наркотики.

– Наркотики? Как опий?

– Нет, не морфиты. Помнишь, я тебе рассказывал, как мы по болотам бежали на подобных таблетках?

– А, чтобы не уставать. Помню.

– От них человек сгорает, как спичка. Просто так их есть нельзя. Так что налаживай их сбор и контроль расходования. Понял?

– Понял. А мы эти шоколадки так едим.

– Это всё одно, что микроскопом гвозди заколачивать. Можно, но на хрена? Один подобный батончик может человека сутки в силах продержать. Замечательный НЗ. Весит мало. Это на случай голода или окружения. НЗ. Каждый батончик год жизни заберёт. Есть только тогда, когда встанет выбор – год или вся жизнь. Понял?

– Понял, командир, сделаем.

– А этот давай сюда. Как раз подсумки пустые.

– А я и говорю, были бы карманы.

Человеческий организм – система открытая. Если в него что-то вошло, оно должно что-то из него вытолкнуть. Вот и я побежал до кустиков. Хотя и нет времени, но и терпежу нет. Только пристроился, крик:

– Воздух!

Я разразился матами, проклиная Гитлера, Геринга и всё люфтваффе. Одно хорошо – оправился чрезвычайно быстро. Боюсь я бомбёжки. Держа танковый комбез руками (не успевал застегнуться), бежал к машинам, когда со всех сторон понеслись радостные крики:

– Наши! Наши!

Над головой пролетели три странных самолёта с подвешенными на внешней подвеске бомбами и снарядами «Катюш». Для истребителей великоваты, для бомберов – маловаты. На Ил-2 не похожи. «Ил» – он весь такой тяжёло-основательный. А эти как разжиревшие Як-9 или «ЛаГГи», те же обводы, истребительные, один мотор, но со сдвоенной кабиной. Тем не менее не разгаданные мною краснозвёздные самолёты отбомбились и штурманули посёлок и противника около него. Возвращаясь, покачали над нашими головами крыльями. Чем вызвали бурю восторга и салют в небо касок и пилоток.