Виктор Точинов - Третье пришествие. Ангелы ада

В смысле, ничего электрического… Нет слабых магнитных полей и их колебаний, которые есть всегда и везде. Нет электростатики… Нет ни единого атома какого-либо вещества (либо, как вариант, атомы все-таки имеются, но все их положительно и отрицательно заряженные частицы внезапно лишились своих зарядов).

С туманом, только что напрочь глушившим мои способности, происходящее не имело ничего общего. Способности были при мне. Исчезла Вселенная, которую я ими ощущал. Да уж, пропажа так пропажа…

– Петр, прекрати скатываться в трясину солипсизма. У тебя такое страдальческое лицо… Мир, данный тебе в ощущениях, никуда не исчез. Это просто купол, защитный купол. Говорю же: опять убивают… Слышишь?

Я слышал и до того, но игнорировал низкий протяжный звук, потрясенный пропажей мира. И сейчас, когда все разъяснилось, не стал задумываться о его природе. Есть дела поважней.

– Не тяни время, – произнес я намеренно резко и грубо. – Где мои дочери?

– Сам о том не подозревая, ты удивительно точен в своей формулировке… Впрочем, я не ответил на вопрос. Изволь: твои дочери там, – его рука указывает направление, – дистанция около двухсот метров, движутся в сторону Фонтанки… Скорость интересует?

– Плевал я на скорость! Прикажи, чтобы их вернули обратно!

– Кому приказать-то? – фальшиво удивился Плащ.

– Марианне, или кто там из твоей капеллы… Прикажи, чтоб вернули!

– Я не использую термин «капелла».

– Да насрать мне, что ты используешь!!! Верни девочек сюда!

– Не горячись, Петр… Мне некому приказать. Мария в другой стороне, а мы пришли сюда вчетвером, если считать Марину и Анну.

– То есть близняшки идут сейчас одни? Сами?

– В логике и арифметике ты силен, не отнимешь.

Глумишься, гнида? Поглядим, кто будет глумиться последним…

Я заговорил холодно, медленно, тщательно выговаривая слова:

– Мои дочери идут по Зоне. Одни. Среди всех ловушек… А мы тут разговоры разговариваем… Знаешь, почему я еще тебя не пристрелил, а?

– Из врожденной доброты и благородства?

– Ответ неверный. Только потому, что ты можешь сейчас врать, и девочек там нет. Снимай живо свой купол! Вернусь с девчонками – закончим разговор. А я вернусь, слово Питера Пэна!

– Давай спешить медленно, Петр. Дело в том, что я тоже тороплюсь, там Мария попала в беду… – Он кивнул куда-то мне за спину. – Твоя дочка пытается ее вытащить, но не уверен, что у нее получится.

– Моя? Дочка? – ничего не понял я.

– Приемная, я полагаю. По крайней мере ты ее называл дочкой.

А-а, Жужа… Вписалась за «добрую тетю», наивное и доверчивое создание…

– Мы оба спешим, – сказал Плащ. – Но, сколько бы ни длилась наша беседа, не опоздаем. Как ты абсолютно правильно заметил, я тяну время… Посмотри на ту пулю.

– Какую, на хрен, пулю?!

– Следи за рукой… Нет, еще выше… Видишь?

Присмотревшись, я увидел пулю. Восемнадцатимиллиметровую пулю УОКа, дозвуковую. Пуля неподвижно висела в воздухе метрах в четырех от нас. Долго приглядываясь – а я пялился на нее долго, – можно было заметить, что следы нарезок на боках пули медленно-медленно вращаются. Примерно со скоростью минутной стрелки.

Пуля не висела, попирая все законы гравитации и внешней баллистики. Пуля, как и положено пулям, летела в цель. Давно уже летела.

– Наверное, тебе не слишком нужны «попрыгунчики», – предполагаю я.

– Сегодня явно твой день, Петр. Что ни скажешь – все в «десятку». Действительно: нужны, но не слишком. А с другой стороны: не слишком, но все же нужны.

Мне смертельно надоело его словоблудие… Я спрашиваю в лоб:

– А почему ты сам не взял «попрыгунчики»? Ведь мог бы, а? Пришел бы в Новую Голландию или Марианну бы послал – и не трогал бы мою семью, не наживал бы себе смертельного врага…

– Я надеюсь нажить себе в твоем лице друга, – очень серьезно произносит Плащ.

– Охренеть не встать… Каким-то очень заковыристым путем идешь ты к этой цели, Плащ. И очень долгим. Лет через пятьдесят, если будешь себя хорошо вести, мое отношение к тебе сможет смениться на нейтральное… Но до дружбы и тогда будет еще ой как далеко.

– Договорились, вернемся к этому вопросу через полвека… Но я не ответил тебе, почему сам не взял «попрыгунчики». Ответ прост: иначе этот наш разговор не состоялся бы. А он для меня важнее и «Джона», и «Джека». Ну и еще один бонус: ты порвал с людьми, на которых горбатился десять лет. Странно получалось: ты их ненавидел, считал и называл жабами, но все же не решался уйти. Я тебе помог.