Олег Верещагин - Волчья песнь

Чуть повернув голову, Сашка приоткрыл глаза. И еле сдержал почти растроганную улыбку.

Все девчонки кроме Машки, сидя у укрытого плотным навесом костра, дружно занимались починкой одежды и обуви. И то, и другое в этом нуждалось… Сашка вспомнил, что у него тоже вырван клок из бока куртки, но тут обнаружил, что лежит не куртке, а на свёрнутом рюкзаке. Его куртку держала на коленях Галя. Сидевший рядом с нею Горька что-то шептал, а она довольно улыбалась и штопала.

Машка, устроившись на корточках ближе всех к огню, явно готовила. Дика наблюдал за нею, лёжа у огня — на руке у него была свежая повязка. Олмер, негромко посвистывая, тесаком рубил валежник, невесть где разобытый на болоте. Мирко, сидя на солидном пеньке, натягивал тетиву на большой, только что законченный, лук — глядя на него, Сашка вспомнил: а патрон-то остался пшик, взять негде… тоже, что ли, о луке подумать? Димки у огня не было.

Дик лениво протянул руку к чему-то, дымящемуся на листе лопуха. Машка хлопнула его по пальцам.

— Ну вот, привет, — недовольно сказал англосакс, отстраняясь.

— Ничего не "вот", потерпишь, пока Сашка проснётся, да и Димка придёт.

— А я уже не сплю, — Сашка сел и потянулся. — Спасибо, Галь, — он легко поднялся и подошёл к огню. — Что тут у нас?

Машка вытерла лоб, поглядела снизу вверх:

— Ерунда тут у нас. Супчик из крапивы, камыш печёный, стрелолист печёный, жареный рогоз и побеги тростника…

— Бэ-э-ээ… — тихонько проблеял кто-то, но Машка невозмутимо закончила:

— …а вот мяса нет. Димка сказал правда, что принесёт что-нибудь, но это вряд ли.

— И чего такое неверие в мои силы? — из темноты, бросив наземь к огню трёх больших кондилютр, шагнул улыбающийся Димка. Он был снова до пояса в грязи и мокрый по шею. — Вот, лопайте и вспоминайте меня добром… Люсь, брось штопать штаны этого вонючего маленького существа и займись моей одеждой, — он начал расстёгивать пояс.

— Если кто тут и вонючий, так это ты, — невозмутимо ответил Олмер, вонзая в землю тесак. — Спасиб, Люсь! — он поймал брошенные клёши и, прежде чем их натянуть, любовно расчесал пальцами скальпы в швах.

— Тогда придётся немного подождать, — извиняющимся голосом сказала Машка, — пока я мясо приготовлю.

— Да сколько угодно, — махнул рукой Сашка.

— Меня, конечно, опять не спросили, — вздохнул Дик. Машка собралась к воде — выпотрошить, ошкурить и разделать зверьков — и он поднялся нехотя, чтобы идти с нею.

— Эй, смотри, чтобы её не украли! — крикнул Димка ему вслед. — С одной рукой-то не отобьёшься, а мясо пропадёт!

Сашке стало немного стыдно. Пока он беспощадно дрых (он — старший по возрасту, он — командир!), его подопечные буквально обо всём позаботились! Даже о том, чтобы зашить ему куртку…

…Анютка. Анька, Анечка, Аня делала это. Он потёр через штанину шрам на правом бедре. И это тоже зашивала она… Сашка посмотрел вокруг. Нелепым и диким сейчас казалось, что кто-то может погибнуть. вот же они, живые, смеются, ходят, говорят… Но и… и те, кто сейчас мёртв, тоже были живыми, смеялись, ходили, говорили… А среди них была Анютка.

Толчок тоски был настолько болезненным, что Сашка даже тихонько простонал сквозь сжатые зубы. Но тут же увидел встревоженные глаза Горьки — и излишне оживлённо спросил:

— Ну что, начинается весёлый вечерок?! Может, пока споём на голодный желудок?

И они в самом деле спели несколько весёлых, довоенных ещё, песенок — лес и болото с изумлением внимали этим непривычным звукам. Но потом Олмер запел один. Он пел свою балладу о том, как полтора года назад погибли Тони Роклифф и сестра Мирко Лара Шаповалова. Тони прикрывал отход, а Лара вернулась к смертельно раненому другу…

Олмер пел глуховато, словно ему было не тринадцать, а все сто тринадцать лет…

… - Готово, — сообщила Машка, помешивавшая в котелке длинной палочкой. — Налетай, разбирай!..

…Около двух ночи, когда большинство, явно переев, улеглись-таки спать, Сашка и Горька, как обычно, отошли вместе в сторону — далеко, пока не зачавкало под ногами. Свет гаснущего костра сюда совсем не достигал — темнота, пронизанная лучами звёзд и Неразлучного, пробивающимися через редкие кроны… Горька прислонился к дереву; Сашка застыл, согнув одну ногу в колене и засунув большие пальцы рук за обрез штанов. Оба молчали.