Сергей Москвин - Пифия

– Да вон, гляди. – Плащ указал рукой на медленно движущуюся среди осевших и почерневших сугробов такую же черную фигуру.

Какое-то время оба молча рассматривали бредущее по снегу существо, но к единому мнению не пришли.

– Не пойму: человек? – сказал мускулистый, который считал себя главным и постоянно это демонстрировал.

Плащ недоверчиво скривился:

– Черный?

– Али зверь?

– Надо было бинокль покупать. Сейчас бы не гадали, – заметил Плащ.

Он продрог до костей, под плащом у него был только заношенный свитер и два слоя нижнего белья, которые совсем не грели, поэтому голос прозвучал несколько раздраженно. Мускулистому это не понравилось, и он, не раздумывая, отвесил напарнику увесистую затрещину.

– Бинокль! Знаешь, сколько он стоит?

Плащ этого не знал, но решил не признаваться в своей неосведомленности.

– Так чё делать? – спросил он. – Может шмальнем?

– Я тебе шмальну! – пригрозил ему мускулистый. – Нечего зря патроны тратить. Пошли глянем.

Он первым выбрался из полуразрушенной будки железнодорожных касс пригородных электричек, служившей им временным укрытием, и, выставив перед собой нарезной карабин, зашагал по направлению к медленно ковыляющей темной фигуре. Получивший затрещину напарник озабоченно вздохнул и, прихватив свою охотничью двустволку, склепанную умельцами Кузнецкого моста, двинулся следом.

Когда расстояние между ними и черной фигурой немного сократилось, оба поняли, что она представляет собой человека. Тот где-то обгорел или долго лазил по пепелищу, отчего и перемазался с ног до головы в саже и копоти. Немного удивило отсутствие у бродяги противогаза, но от погорельца и не такого можно было ожидать.

– Это ж баба! – воскликнул мускулистый, внимательнее приглядевшись к раскачивающейся из стороны в сторону тощей фигуре бродяги.

– Да ладно? – не поверил ему дрожащий от холода Плащ, но зашагал быстрее.

Вскоре оба в упор разглядывали перепачканную сажей женщину. Та по-прежнему не замечала их и остановилась, только когда мускулистый ткнул ее в грудь стволом своего карабина.

– Кто такая? Откуда? – спросил он.

Женщина подняла голову и уставилась на него неподвижным взглядом из-под превратившихся в коросту опаленных бровей. Глаза оказались под стать ее лицу, такие же тусклые и безжизненные, словно присыпанные пеплом.

– Метро… в какой… стороне? – с паузами после каждого слова спросила она. Плащ решил, что ей больно говорить.

– А с чего нам тебя в метро пускать? Чё у тебя есть? Ну-ка выворачивай карманы! – приказал женщине мускулистый. Не дождавшись ее реакции, он сам запустил руку в карман ее обгоревшего комбинезона.

Все последовавшее за этим произошло настолько быстро, что Плащ и не успел всего разглядеть.

Женщина встряхнула правой рукой, и вот она уже держит в этой руке раздвижную пружинную дубинку. Плащ видел похожую штуку у торговцев на Кузнецком мосту. Дорогущая! Дороже бинокля. В следующий миг он увидел, что его задиристый напарник, на счету которого было немало затеянных и победно завершенных драк, валяется на снегу, а вокруг его головы растекается кровяная лужа. Внезапно Плащ понял, что и сам лежит на снегу, а ему в горло упирается стальной набалдашник на пружинном конце дубинки, которую направила на него измазанная сажей женщина.

– Где… метро?

Более скрипучего голоса Плащу еще слышать не приходилось. Железом по стеклу и то приятнее! Но говорить женщине об этом Плащ не стал. Он вообще ничего не сказал, только показал рукой в нужную сторону.

– Какая… станция?

После этих слов женщина закашлялась (но дубинку с его горла не убрала!) и харкнула кровью. Плащ заметил, что крови довольно много.

– Волгоградский проспект.

– Врешь, – сказала женщина.

– Не вру! – затараторил Плащ. – Мы там не живем, – он покосился на напарника и поправился, – я там не живу. На Волгоградке вообще никто не живет. Но сталкеры с других станций иногда собираются, чтобы пошарить по округе. Там на поверхность можно прямо через туннель выйти.

– Знаю, – перебила его женщина. – Проведешь… меня.

– Провожу, то есть проведу. Конечно, проведу. – Плащ энергично закивал.

Женщина убрала дубинку, подняла из снега и привычным движением забросила за спину охотничий карабин, после чего жестом велела Плащу подняться. Плащ не возражал. Не возразил он, и когда женщина приказала ему шагать вперед. Отныне Плащ решил никогда не грубить и не перечить незнакомцам, как бы те жалко ни выглядели, чтобы не повторить ошибку своего напарника, ставшую для него роковой. На его коченеющее тело Плащ старался не смотреть.