Наталья Иртенина: День коронации (сборник)

Собаки Герасима выносливы и чрезвычайно дисциплинированны. Ни одна из трех остроухих сук пока так и не решилась приблизиться ко мне, хотя самая молодая и легкомысленная из них задорно скалила зубы и сворачивала тело в крендель – заигрывала. Мой Хозяин любит собак и при первом знакомстве с Герасимом каждую из его сук дружески потрепал по голове. При этом моя глотка издала сдавленный рык. Что поделаешь! Темперамент. Ревность. Это сильнее меня. Долгое, бесконечно долгое по собачьим меркам время половина мира принадлежала моему Хозяину, но сам Хозяин может принадлежать лишь мне одному.

Герасим знает толк в собаках, его суки породисты и ухожены. А меня он похвалил:

– Хороший у вас пес. Окрас соль с перцем. Морда седая. Сколько ему лет? Почтенный возраст для такой крупной собаки. Только имя у него неподходящее. Я назвал бы вашего пса Тойоном. Он такой солидный и выдержанный. И еще. Я думаю, ваш пес лидер, вожак по натуре. Видите, как мои псицы отнеслись к нему? Уважают!

Герасим – смелый человек. Сказать такое Хозяину! Я живу с хозяином бок о бок второй десяток лет. Для пса я действительно очень стар, но именем моим мы оба всегда были довольны.

Мы достигли кромки обрыва, когда солнце поднялось в зенит. Стало жарко. Государыня, скинув куртку на руки Хозяину, устремилась по каменистой стежке вниз, к урезу воды. Я посмотрел на Хозяина.

– Иди за Ксенией, – сказал тот, и я начал спуск следом за Государыней.

Разве это тропа? Одно название! Мой путь усеян обломками прибрежных скал, острыми и мелкими. Камешки осыпаются из-под моих лап. Я часто оскальзываюсь, но мне удается сохранять равновесие. Суки Охотника крадутся следом. Эти двигаются бесшумно. Они молоды и сноровисты, а я стар и неповоротлив. Острые грани скальных осколков колют подушки моих лап. Одна из сук Герасима подобралась ко мне слишком уж близко. Молниеносный выпад, рык. Но медлительные мои челюсти ухватили лишь прохладный ветер. Юная нахалка успела увернуться. Пронзительно визжа, она прянула в сторону. Притвора! Мне же не удалось выдернуть из ее шкуры ни шерстинки. Государыня хохочет и требует своего. Ей подавай кости умершего в незапамятные времена чудища. Она уже стоит у подножия обрыва. Холодная вода плещется у самых ее ног. Охотник тоже на пляже, но он слишком беспечен. Его сейчас больше волнуют древние кости, чем Государыня всея Руси, а это неправильно!

Я спускаюсь на пляж и неторопливо бреду вдоль кромки прибоя. Теперь Государыня совсем близко. Запрокинув голову, она рассматривает обрывистый берег. Ротик ее приоткрыт, щеки зарумянились, светлые волосы растрепались. Она очень красива и, похоже, в восхищении от серых скал. Старому псу нипочем не понять юную женщину. Что может быть привлекательного в безжизненных скалах, на которых не растет ни травинки? Ветер весело задувает с океана, и запах древних костей почти совсем потерялся в его соленой круговерти. Мои глаза слезятся. Собаки Охотника тоже спустились на пляж и теперь весело плещутся в ледяной воде. Вольно же им! Их шкуры так крепки, что не сразу намокнут в воде. А мне-то, старому, каково? Эх, не намочить бы лап! Для меня главное – следовать за Государыней. Пришлось перейти на рысь. Бег по скользкой гальке – не простое занятие. Тут нельзя и увлечься. Я стараюсь держаться на почтительном расстоянии. Не подумала бы Государыня ненароком, будто я считаю ее слабой и неразумной! Охотник же, напротив, скачет вокруг нее, то опережая, то отставая на пару шагов. Время от времени он порывается подхватить Государыню под локоть, но рокот, издаваемый моей глоткой, внятен ему даже за воем ветра и плеском волн. Герасим так же ловок, как его суки. Преисполненный собственной значимости, он ведет Государыню в то место, где и без того узкую полосу пляжа прибой излизал почти дочиста и холодные волны добегают до самого подножия утесов. Ему не нужно пользоваться обонянием. Он точно знает, где находятся древние кости. Теперь я уверен: Герасим сам их там и спрятал!

– Вот они! – Герасим старается перекричать ветер и беспорядочно машет руками.

– Я вижу! Вижу! – отвечает Государыня. – Какие они огромные!

Глаза мои слезятся от ветра. Я трясу головой и, наконец, вижу огромный череп, пустые, округлые глазницы и гигантские клыки. Серая скала кажется очень твердой. Как же древнее чудище сумело пробить ее?

– Это мамонт! Действительно мамонт! Он похож на барельефы дворца Уффици! – кричит Государыня. Она запрокидывает голову, щурится. Глаза старого пса намного слабей ясных очей юной женщины, но узкая фигура Государя, то появляющаяся, то исчезающая за урезом обрыва, видна и мне.