Виктор Бурцев - Не плачь по мне, Аргентина

И сам двинулся вперед. А когда из одной комнаты вылетела граната, Второй бросился на нее грудью.

– Быстрее! – крикнул Восьмой.

Все решилось уже под самой крышей. До заветной камеры оставался один этаж. И пятерка номеров застряла перед хитрым проходом, из-за которого какой-то ловкий ублюдок то и дело высовывал ствол.

Когда номера, подавляя позицию противника шквальным огнем, рванулись вперед, понимая, что потери хоть и неизбежны, но всех не положат… позади фигуры в сером неслышно вырос Ракушкин. Он ласково, как родного, обнял Алефа за шею, воткнул пистолет ему в висок и исчез…

На лестнице послышался шорох. Бруно как раз затих, и Таманский отчетливо слышал, как кто-то осторожный медленно поднимается вверх по шуршащим кусочкам штукатурки, раскиданной по ступеням… Костя постарался выровнять дыхание. Сжал рукоять пистолета. Ему показалось, что время замедлилось, и каждое его движение сделалось неуклюжим, неповоротливым… А сердце оглушительно лупит где-то под самым горлом.

– Таманский! – прошептал кто-то за стеной.

Костя мигом развернулся и упер ствол в хлипкую стенку, что отделяла его от лестничного пролета.

– Таманский! Не стреляйте! Это я, Антон.

Костя обмяк. В комнату ввалился ободранный, в ссадинах, Ракушкин. На плече у него висел человек в сером плаще.

– Мертвый? – выдохнул Костя.

– Почему же? – Ракушкин сбросил тело на пол. – Очень даже живой. Только не в форме.

Он ногой перевернул человека на спину. Костя поразился бледности лица незнакомца и тому, что, несмотря на жаркую погоду, он был закутан в плащ, застегнутый на все пуговицы. На руках у него были перчатки.

– Хорошо… – прошептал Ракушкин. – Очень хорошо…

По лестнице энергично затопали.

Антон и Таманский схватились за оружие, но на пороге показался Моралес. Он тяжело дышал, из рассеченного лба сочилась кровь.

– Кончено, – прошептал он. – Кончено. И с моими людьми тоже.

Ракушкин не ответил.

– А скажите, Костя, – вдруг поинтересовался он. – Вы когда-нибудь присутствовали при форсированном допросе?

– Что?

– При пытках.

– Нет. – Таманский почувствовал, как под ложечкой засосало.

– Хотите?

– Нет!

– Я почему-то так и подумал. Тогда помогите мне. И вы, Педро, тоже.

Втроем они подняли тело и быстро потащили его вниз по лестнице.

– Погодите! – спохватился Таманский. – А этот?..

– Кристобаль? – спросил Антон. – За ним придут. Можете мне поверить. Двигаемся, двигаемся!

Они вышли из здания через старый подземный ход, когда из-за поворота показался БТР с десантом на броне. А за ним еще один.

Когда дверь распахнулась, Кристобаль ничего не увидел. Яркий свет ослепил его. Крепкие руки вытащили Бруно наружу. Грубо вытащили изо рта кляп. Чья-то ладонь, крепкая и мозолистая, схватила его за подбородок, и тогда Кристобаль разглядел лицо человека, который стоял перед ним.

– Вильгельм! Кечоа! – вымолвил Бруно.

Индеец ухмыльнулся.

– Я, Кристо. Лейтенант Вильгельм Кечоа, если не возражаешь.

Только сейчас Бруно разглядел на своем верном телохранителе военную форму.

– Когда?.. – прохрипел он. – Когда?!

– Всегда! – Кечоа брезгливо отряхнул руки и добавил невозмутимо и твердо: – Всегда. – Затем индеец подошел к двери и гаркнул куда-то вниз: – Он тут, господин министр!

За дверью кто-то орал. Кто? Человек? Таманский сомневался.

Голос был человеческий, но Костя слишком хорошо знал, чья глотка издает эти звуки. По дороге пленник очнулся и принялся что-то шипеть, выкручиваясь из веревок. Таманский прижал его к сиденью и на какой-то момент встретился с ним глазами.

Нет.

У человека не бывает такого взгляда.

Никогда.

Ни у человека, ни у животного.

Таманский почувствовал тогда, как страшно хочется отскочить, отпрыгнуть в сторону от этого мерзкого, уродливого существа. Как от клубка ядовитых змей, как от разлагающегося, полного червей трупа, как от мерзкого подводного гада, которому и названия-то нет! Навсегда Костя запомнил этот взгляд. Навсегда запомнил, как окаменели мышцы, как замерли мысли и как медленно, исподволь потекла из Таманского жизнь… Сама жизнь!

Тогда, в машине, ему помог Ракушкин. Обернувшись с переднего сиденья, он дважды с силой ударил пленного по физиономии. Тот заткнулся и закрыл глаза. А Костю еще долго трясло.

Сейчас в другой комнате Ракушкин остался с этим существом один на один. И пленник кричал. Громко, протяжно… Но Таманский знал: это кричит не человек…