— У вас есть все необходимое, доктор? — спросил генерал, игнорируя его недовольство. — Если вы изменили свои намерения, то через пятнадцать минут здесь будет множество специалистов.
— Место недостаточно велико, — сказал доктор Тмварба. — Я получил девять специалистов прямо здесь.
Он положил руку на среднего размера компьютер, размещенный у стены рядом с остальными.
— Вы говорили, — сказал генерал Форестер в ответ, что необходима максимальная безопасность. Я могу собрать здесь двести пятьдесят мастеров айкидо.
— Я имею черный пояс айкидо, генерал, и думаю, что мы вдвоем справимся.
Генерал поднял брови.
— Я сам занимаюсь карате, но айкидо я никогда не понимал. А у вас черный пояс?
Доктор Тмварба, налаживая оборудование, кивнул.
— И у Ридры тоже. Я не знаю, что может сделать Батчер, поэтому предпочел привязать их.
— Хорошо. — Форестер притронулся к чему-то на дверном косяке. Металлическая плита медленно опустилась. — Будем здесь пять минут. — Плита достигла пола, и полоска между краями двери исчезла. — Края сварены. Мы в центре двенадцати слоев защиты, причем все они непреодолимы. Никто не знает даже расположения этого места, включая меня.
— После лабиринтов, которые мы прошли, я тоже не знаю, — сказал Тмварба.
— На случай, если кто-нибудь захочет засечь нас, мы автоматически передвигаемся каждые пятнадцать секунд. Он не вырвется отсюда.
Генерал указал на Батчера.
— Я скорее хочу быть уверен, что никто не ворвется сюда, — сказал Тмварба и нажал кнопку.
— Начинайте.
— У Батчера амнезия, как говорят доктора на Титане. Это означает, что его сознание заключено в части мозга и блокировано все, что происходило до шестьдесят второго года. Его сознание заключает, таким образом, часть коры головного мозга. Вот это, — Тмварба надел на голову Батчера металлический шлем, глядя на Ридру, — создаст серию «неприятностей» в этом районе, пока он не вынужден будет прорваться из этого района в остальную часть мозга.
— А что если между этим участком коры и другим просто нет связи?
— Если будет достаточно неприятно, он установит новые связи.
— При той жизни, которую он вел, — заметил генерал, — мне трудно представить себе, что может быть неприятно для его головы.
— Онофф, алгол, фортран, — сказал Тмварба.
Генерал следил, как доктор проводит дальнейшие приготовления.
— Обычно создают ситуацию укуса змеи в мозге. Однако, с мозгом, который не знал слова «я», тактика страха не подействует.
— А что подействует?
— Алгол. Онофф. Фортран. С помощью парикмахера и того факта, что сегодня среда.
— Доктор Тмварба, я не изучал внимательно ваш психоиндекс…
— Я знаю, что делаю. Ни один из этих языков для компьютера не знает слова «Я». Это делает невозможным такие предложения, как «я не могу решить эту проблему», или «я не хочу напрасно тратить время», или «я не понимаю». Генерал, в маленьком некоем городе на испанской стороне Пиренеев есть лишь один цирюльник. Цирюльник бреет всех мужчин в городе, кто не бреется сам. Бреет ли цирюльник себя сам или нет?
Генерал нахмурился.
— Вы не верите мне? Но, генерал, я всегда говорю правду, за исключением сред. По средам любое мое утверждение — ложь.
— Но сегодня — среда! — воскликнул генерал, начиная выходить из себя.
— Как убедительно. Ну, ну, генерал, перестаньте, а то у вас посинело лицо.
— Я дышу нормально!
— А я ничего не говорю. Отвечайте только «да» или «нет»: прекратили ли вы бить свою жену?
— Будь я проклят, пока вы думаете о жене и о сердце, скажите, что бреет цирюльник?
Генерал разразился смехом.
— Парадоксы. Вы хотите начинить его парадоксами, чтобы он с ними боролся?
— Если так поступить с компьютером, он перегорит, если только он не запрограммирован выключиться, встретив противоречие.
— Предположим, он решит лишиться тела?
— Разве такая малость остановит меня? — Тмварба указал на другую машину. — Для этого вот и есть это.
— Еще одно. Как вы знаете, какие парадоксы ему давать? Конечно те, что вы говорили мне…
— Их нет. Помимо всего прочего они существуют на английском и еще нескольких аналитических языках.
Парадоксы существуют в лингвистической манифестации языка, на котором они выражены. В парадоксе об испанском цирюльнике слово «все» и содержит противоречащие значения. То же самое и в других парадоксах. Лента, которую послала мне Ридра, содержит грамматику и словарь Вавилона-17. Удивительно! Это наиболее аналитический из существующих языков. Но это потому, что все изменяется, и значения выражаются в огромном наборе конгруэнтных конструкций, выраженных теми же словами. Это означает огромное количество парадоксов, которые ошеломляют. Ридра заполнила конец ленты наиболее остроумными из них. Мозг, ограниченный Вавилоном-17, эти парадоксы сожжет или сломает…
Читать дальше