Михаил Ахманов - Солдат удачи

– Чего же ты хочешь? – Дарт почесал зверьку мягкое брюшко. – Снова спать?

– Нне сспать… исскать…

– Что искать?

– Сскажи… Бррокат, исскать…

– Брокат, сидеть спокойно. Не надо искать.

Поглаживая мягкую шерстку, он обогнул виноградник и постоял у обрыва, с которого открывался вид на пляж. Лагуна была пуста. Судно тиан больше не покачивалось на волнах, а превратилось в груду обломков, сваленных на песке и сохнущих под жаркими лучами солнца. Над хаосом досок и брусьев торчала мачта с верхним реем – будто крест, сброшенный сарацинами с христианского храма.

Это зрелище наполнило Дарта печалью.

– Не уплывешь, не убежишь, – буркнул он, коснувшись горбинки длинноватого носа. – Дьявольщина! И не улетишь! Разучился я летать, мон гар.

– Бррокат ллетать, – зашелестело в ухе. – Ллетать, исскать…

– То, что мне нужно, ты не найдешь, дружок.

Он вернулся к пещере, послушал тихое дыхание спящей, взглянул на ее ожерелье и свой джелфейр, отметил, что зелень начала сменяться голубизной, и улегся на мягком мху. Его вдруг охватила неудержимая сонливость, словно от спящей рядом женщины передались какие-то флюиды; он глубоко вздохнул, закрыл глаза и, балансируя на грани забытья и яви, пожелал очутиться на Земле.

В этот раз его сновидение оказалось удивительно четким, объемным, насыщенным звуками и запахами. Кутаясь в плащ, он шел по извилистым улочкам ночного города, затопленного тьмой; было безлюдно и тихо, и, как бы подтверждая наступление тьмы и тишины, часы на невидимой башне пробили одиннадцать. Воздух наполняло благоухание, которое ветер доносил из цветущих садов, отягощенных росой и дремлющих в прохладе ночи; издалека, заглушенная плотными ставнями, слышалась песня гуляк, веселившихся в каком-то кабачке. Он видел домик в конце переулка – серую каменную стену и знакомую дверь; над ней ветви клена, переплетенные густо разросшимся диким виноградом, образовали плотный зеленый навес. Внезапно ему почудилось, что некая фигурка, возникнув из ночных теней, маячит у двери – невысокая, хрупкая и, как сам он, закутанная в плащ. Женщина? Он ринулся к ней, и в тот же миг картина изменилась.

Теперь он стоял в комнате, опираясь одной рукой о крышку массивного дубового стола и положив другую на эфес шпаги. Очевидно, комната была жилищем человека незнатного, но состоятельного: ни шелков, ни гобеленов, ни хрусталя, только прочная мебель, стол и стулья, вместительные шкафы и сундук, накрытый полосатым ковриком. Напротив, у одного из шкафов, изящный женский силуэт: темные волосы, росчерк тонких бровей, бледное голубоглазое лицо с чуть-чуть вздернутым носиком, кружева вокруг стройной шеи. Констанция! Но какая из двух? Призрак из земных снов – или та, другая, оставшаяся на Анхабе?

Губы женщины шевельнулись:

– Могу я довериться вам, сударь?

– Что за вопрос! Вы же видите, как я вас люблю!

– Да, вы это говорите.

– Сказанное мною – правда. Я честный человек!

– Думаю, что это так.

– Я храбр!

– О, в этом я убеждена.

– Тогда испытайте меня!

Она с серьезным видом кивнула, и темные локоны затанцевали у бледных щек.

– Я… я согласна. Однако…

– Что же еще вас смущает?

– Может быть, у вас нет денег на это путешествие?

Дарт почувствовал, как на его губах расплывается улыбка.

– «Может быть» излишне, моя прелесть. Что такое солдатский кошелек? Дыра на дыре, а между дырами – прорехи…

Он проснулся. Чьи-то мягкие маленькие ладони ощупывали его, касались боков и груди, гладили плечи, нетерпеливо дергали пояс комбинезона. В темноте и тишине он слышал взволнованное дыхание.

Не Констанция, Нерис… Сон сменился явью, но пробуждение было приятным.

– У тебя сердце с левой стороны, слишком много мускулов и не хватает ребер, – пробормотала обнимавшая его женщина. – Это неправильно. Возможно, ты совсем не рами, а только похож на рами? Не уверена, смогу ли я понести от тебя ребенка.

– Давайте проверим, мадам, – шепнул Дарт, лаская кончиками пальцев ее напрягшиеся соски. Он наклонился, опираясь на локоть, и проложил между ними дорожку поцелуями.

Нерис хихикнула, прижимая его лицо к упругим бутонам плоти. Их запах кружил Дарту голову.

– Ты живешь с волосатыми и весь провонял шерстью мерзких криби. Ни одна женщина с тобой не ляжет, не одарит тебя радостью. Ни в синее время, ни в алое, ни в желтое…

Вероятно, это было шуткой – ее руки и губы говорили иное. Их речь, настойчивая и беззвучная, изливалась не в словах, в прикосновениях, в трепете ресниц и пальцев, в податливости тела, в жарком и все убыстрявшемся дыхании. Другая женщина лежала в объятиях Дарта – не та, глядевшая на него с подозрением, не та, что глумилась над мертвым вожаком тиан. Рот ее был сладок, губы мягки и горячи, ладони порхали, как два мотылька, влажное лоно между раздвинутых бедер манило тайной. «Что с ней случилось?.. – подумал он. – Что ей привиделось в вещих снах?..»