Анатолий Дубровный - Поход в никуда

– Послушайте, любезный, – начала Салли, когда хозяин подошёл. Выложив золотую монету, она продолжила: – Вы можете что-то сказать о только что покинувшем нас человеке и о людях, что были с ним?

– Только правду, – добавила Листик, запуская гудящий огненный шар под потолок. Хозяин опасливо покосился на летающий кругами пульсар и рассказал, что господин Гюлуф появился совсем недавно, купил корабль и зарегистрировался в торговой лиге. Даже какой-то товар продал, но сам при этом ничего не покупал. Да и команда у него – явно головорезы, да и сами вы видели, добавил владелец таверны. Когда хозяин питейного заведения отошёл, Салли, словно раздумывая, заметила:

– Привёз откуда-то товар, но при этом здесь ничего не покупал ни до своего плавания, ни после. Очень может быть, что пираты – где-то кого-то ограбили, но доказательств нет. Опять же, твой Ждан рассказ, ну и поведение этого пирата…

Договорить Салли не успела, в зал ввалился Гюлуф в сопровождении десятка стражников и закричал:

– Вот они! Они на меня напали и с помощью магии пытались убить! Не хотят отдавать долг! Я почтенный негоциант, а они кто? Разбойники! Хватайте их!

– Лиша, спокойно, ничего не делаем. Нас заблокировали, вон те два мага.

– Листик, но я же могу… – начала маленькая сайше, но Листик её оборвала:

– Мы ничего не делаем, нашу магию заблокировали, поняла? Посмотрим, что эти непочтенные люди предпримут дальше.

Стражники окружили Листика и её спутников, маги прятались за их спинами, всё-таки они не воины, а Ждан выглядел достаточно внушительно. Старший из стражников в стиле всех охранителей и оберегателей порядка предложил:

– Пройдёмте!

– Ага, – согласно кивнула Листик, но с места не тронулась, капризно заявив:

– А молочко? Мне и Лише должны молочка принести! Эй, хозяин! Где молочко!

– Пройдёмте! – ещё строже сказал стражник, с одной стороны – его должны слушаться беспрекословно, а с другой – как ему повлиять на эту малолетку? Не руки же ей вязать? А Листик посмотрела на растерявшегося стражника и серьёзно предупредила:

– Укушу!

– Ага! Я тоже кусаться буду! – чему-то обрадовалась Лиша и показала язык. Пришлось страже и магам ждать, пока принесут молоко и девочки его выпьют, после чего Листик, Лиша, Салли и Ждан, конвоируемые десятком стражников и двумя магами, держащими щиты и недоумевающими – зачем они это делают, ведь ни у кого из четверых арестованных не было и тени магических способностей.

Арестованных поместили в одну камеру тюрьмы, расположенной рядом с ратушей. Листик со словами «У нас ещё есть два дня» улеглась спать. Лиша последовала её примеру, Ждан, по совету Салли, заявил, что говорить будет только в присутствии своего адвоката, хотя и не знал, кто это такой. Следователю осталась только Салли, сообщившая, что она готова сотрудничать со следствием. Обрадованный сыскарь раскрыл сумку девушки и, увидев детскую одежду, потребовал во всём признаться, на что девушка согласно закивала и стала пространно рассказывать, как ходили по магазинам, как подбирали одежду, ведь одеть женщину, даже если она ещё маленькая девочка, так не просто. Одежда должна быть удобной, красивой и в тоже время модной. Поэтому все предметы туалета надо тщательно выбирать, чтоб они соответствовали друг другу. Через три часа ошалелый следователь подробно доложил судье, что ничего не выяснил, кроме размеров детской одежды подозреваемых в колдовских действиях против почтенного Гюлуфа. Судья, тоже слегка ошалев, решил не откладывать дело в долгий ящик и назначил слушание на утро.

Квадратная шапка, бархатная мантия, спадающая тяжёлыми складками – судья выглядел очень солидно и торжественно, вот только дело, сегодня рассматриваемое, не соответствовало этой торжественности. С первого взгляда это дело не стоило выеденного яйца – какой-то голодранец наёмник задолжал крупную сумму почтенному негоцианту. А тот в счёт долга решил забрать, вернее, оформить на себя попечительство на спутниц этого наёмника – какой-то девки и двух рыжих девчонок. Попечительство – благородное дело, ведь наёмник явно не сможет позаботиться о прибившихся к нему, да и непонятно, что он собирался со своими спутницами делать дальше. А вот почтенный Гюлуф вполне может о девице и девчонках позаботиться, у судьи на этот счёт не было никаких сомнений: на Олуане официально рабства не было, но это не значило, что не было рабов. В крайнем случае, можно было перейти на Айдару, до этого мира был прямой переход, а там рабство существовало вполне официально. Нет, почтенный негоциант Гюлуф не продавал бы своих подопечных в рабство, он просто переоформил бы опеку, с немалой выгодой для себя. Судья посмотрел на скамью подсудимых, где сидели наёмник, девушка и девочки – если наёмник пребывал в растерянности, то девушка была абсолютно спокойна, словно не понимала, какая участь её ждёт, а девочки (эти точно не догадывались, что будет дальше) весело улыбались, словно находя происходящее весьма забавным. Судья перевёл взгляд на почтенного Гюлуфа, тот, выставив вперёд перевязанную руку (травма тоже была поставлена в счёт наёмнику), выглядел весьма уверенно, нисколько не сомневаясь в исходе дела. Ведь он оплатил все судебные издержки и ещё столько же золота передал судье, с просьбой рассмотреть дело как можно быстрее, потому что ему, почтенному негоцианту, нанесён не только материальный ущерб, а ещё – моральный и физический. Факт нанесения физического ущерба тоже смущал судью – ожог Гюлуфу (как он сам утверждал) был нанесен магическим путём, а оба мага, привлечённые для задержания лиц, применивших запрещённое колдовство (тоже формулировка из жалобы Гюлуфа, хотя огненная магия запрещённым колдовством не считается), в один голос заявили, что ни у кого из задержанных нет и тени магических способностей. Да и откуда они у них? Простой наёмник, разве был бы он таковым, имей магические способности? Девица, тоже ничем не выдающаяся, смазливая и только, дорвавшаяся до игры в куклы и собравшаяся их наряжать – зачем же накупила малявкам столько разной одежды? Некуда деньги тратить? А судя по всему, это были у неё последние деньги, ведь кроме детской одежды и оружия наёмника у этой компании ничего не нашли. Да и то, что эта девица, беседуя со следователем, только об этой одёжке и говорила, показывает, что эта курица больше думает не о девочках, а о том, как будет их наряжать.