Андрей Щупов - Прыжок Ящера

— И много тебе подсказала твоя интуиция, когда ты отбивался от налоговых комиссаров?

— Это дело разума, не совести. В таких случаях интуиция молчит.

— Хорошо вывернулся! — я хмыкнул. — Почему же не предположить, что и мой случай как раз из таких же? Да и какая, к чертям, интуиция, если миру хана?

— Почему ты так решил?

— Здрасьте — до свидания! Да я ж тебе только что подробнейшим образом все разжевал!.. Сам видел! Своими глазами! И на собственной шкуре, между прочим, испытал. Или снова продемонстрировать мои ноженьки? — я непроизвольно стиснул кулак. — Если хочешь знать, от прежнего города едва ли четвертушка осталась! А может, и того меньше.

— Это еще ни о чем не говорит, — Виссарион упрямо передернул остренькими плечиками, с неожиданной страстью выпалил: — Мир вовсе не кончился, Павел! Если говорить о кончине, то кончился ТВОЙ мир, понимаешь? Ты задавил его своими собственными руками.

Я нервно прикусил губу.

— Что за чушь?

— Нет, не чушь! Миры сами по себе не пропадают, их душат — и душат на протяжении всей своей жизни. Рубишь ли ты яблоню, стреляешь ли в человека — любое действие способно обернуться против тебя. Самым прямым образом. Пусть банально и старо, но это так, поверь мне!.. — он умолк, вглядываясь в меня, пытаясь по внешнему виду угадать, дошли ли слова его до моего разума. Напрасная попытка! Свое лицо я давным-давно научился надежно контролировать.

Помолчав некоторое время, Виссарион продолжил:

— Присутствие радуги нельзя объяснить наличием акварели. Если не ищешь причины, можешь таковую не найти вовсе. Нигде и никогда.

— Зато у тебя, кажется, с поиском причин все налажено отменным образом, — я криво улыбнулся. — Ну, так будь добр, растолкуй своему старому приятелю, что же такое кругом творится?

— А я уже сказал. Ты сам это должен почувствовать. Тем более, что определенными задатками ты был наделен смолоду.

— Неужели помнишь?

— Помню. И фокусы твои застольные, и попытки вторгнуться в чужие головы. Только дар, Павел, просто так не дается. И твой дар тоже был для чего-то нужен. Но ты его не использовал, проще говоря — профукал. Дальше карт и спичечных коробков не продвинулся. Или я не прав?

Ответить Виссариону было нечего.

— Тем не менее, первопричину минувших событий ты наверняка осознал. Не умом, так сердцем. Чувствует же что-то эвенк, поедающий в буран собственные уши. Только им движут голод и обстоятельства, а вот что движет тобой?

В голове загудело злое пламя, с неожиданной силой захотелось ударить Виссариона, повалить на пол, затоптать насмерть со всеми его недомолвками и метафорами. Что он знал, черт его дери, о жизни и смерти? Да ничегошеньки!.. Я, а не он, вернулся ОТТУДА! Я, а не он, потерял жену, друзей, десятки соратников! Рука сама потянулась к бутыли, слова Виссариона следовало залить, как заливают занимающийся огонь пожарные. Настойка вливалась в меня легко и просто. Вспухшее небо горело, жар раздавался в стороны, разогретую голову начинало кружить.

— Нам и предлагается всего два пути, — продолжал тем временем сокурсник, — либо любить, либо ненавидеть. Чего казалось бы проще, но большинство всю жизнь мечется где-то между. Таких судьба, как правило, не трогает, дает шанс поумнеть и разобраться. Иное дело с теми, кто выбирает, не колеблясь.

— На кого это ты намекаешь?

— А я не намекаю, я прямо говорю. Ты ведь свой выбор давно сделал?

— Сделал? Что-то не припоминаю такой памятной даты!

— А определенной даты и нет. Это враз не совершается, и мир не так-то просто уничтожить. Его загоняют, как матерого лося, всаживая под шкуру дробь и пули, идя по следам, постепенно настигая и в конце концов перерезая ножом горло. Можно остановиться в самом начале, можно одуматься на полпути, а можно не обнажить в роковую минуту нож и, отступив, позволить животному отлежаться и встать. Мир силен и могуч. Он легко излечивается от ран, но на это требуется определенное время. Люди же нетерпеливы и не любят ждать. Кто-то по слабости убивает себя, кто-то достает тот же тесак и замахивается на вселенную. На себя ли, других — в сущности это неважно. Неважно, потому что одно и то же… — В голосе Виссариона звучала непритворная скорбь. — Насколько я помню, у тебя никогда не было друзей, Павел. Даже в студенчестве. А это тоже симптом. Симптом крайне тревожный, свидетельсвующий о том, что выбор неверен. Вот и выходит, что ты сам уничтожил свой мир. А теперь только наблюдаешь результаты.

— Результаты?